Володя Богданов и руководитель оркестра Миша Холодный делили на гастролях один номер люкс и оба стали за мной ухаживать. Оба признались в любви.
Тетя Лиза интересовалась:
— А тебе-то самой кто больше нравится?
— Оба.
— Ну и дурочка же ты!
Мало того что Брунов затаил обиду, так еще и Эдди Игнатьевич обозлился, ведь я чуть не сорвала гастроли. Он привел в оркестр эту соплячку, а она оказалась такой неблагодарной! Прилетели в Одессу, едем в автобусе из аэропорта, и вдруг в глаза бросаются афиши. Крупными буквами написано «Нина Бродская» и где-то внизу мелким шрифтом — «Оркестр под управлением Эдди Рознера». Подумала: «Боже, если он это заметит, разразится скандал, Рознер меня сгнобит!» Он увидел.
На концерте выпустил меня первой, я спела три песни, ушла за кулисы. Публика не отпускала, требовала еврейских песен. Раза три выходила на поклоны и снова уходила. Козак сказал Рознеру: «Эдди Игнатьевич, вы ломаете свой успех, вам надо поставить Нину на хорошее место». На другой день меня выпустили в конце первого отделения. Спела, публика не отпускает, из зала раздается: «Тум-балалайка!» Рознер наблюдает за происходящим из кулис. Я протягиваю руку, приглашаю его выйти на сцену. Не выходит. Тогда подхожу к микрофону и вызываю его. Деваться некуда, Рознер садится за рояль.
— Дядя Эдди...
— Я тебе не дядя Эдди.
— Эдди Игнатьевич, сыграйте, пожалуйста, «Тум-балалайку».
— Не знаю, в какой тональности.
— Ля минор.
Мне назло он заиграл в другой. Я его остановила:
— Вы играете не в той тональности.
— Г... — это в мой адрес.
Кое-как допела. Зал устроил овацию, не отпускал. В конце концов на сцену вышел конферансье Володя Гилевич, но ему не дали ничего сказать. И тогда Рознер, сидя за роялем, вынул носовой платок и сделал вид, что вытирает слезы, так его трогает происходящее. Гилевич тоже вытащил платок.
Второго отделения не было, нас выводили черным ходом, чтобы не столкнулись с разъяренной публикой. Один мужчина все же меня догнал со словами: «Бродская, вам еще не надоело петь?!» Я рыдала в номере, и вдруг стук в дверь. Пришли Володя с Мишей: «Нина, успокойся, пойдем погуляем». Было пасмурно, моросил мелкий дождик. Миша ушел вперед, мы с Володей отстали, я предложила: «Давай посидим». Примостились на каких-то ступеньках. Я почему-то спросила:
— Ты бы хотел на мне жениться?
— Да.
Подняла глаза и прочитала надпись на табличке: «Дворец бракосочетаний». Судьба!
— Как отпраздновали свадьбу?
— До нее было еще далеко. Когда вернулась в Москву, узнала, что Брунов работает теперь с Раисой Неменовой. Мне пришлось выступать с разными ансамблями — соглашалась, выхода не было. Но однажды вызвал директор-распорядитель Москонцерта Юрий Львович Домогаров, потрясающий, чудный человек. Не ошибаетесь — это отец Александра Домогарова.
