— А-ха-ха, как я ненавижу ВГИК!
Его там не воспринимали всерьез. Наоборот, насмехались: приехал какой-то из Сибири «покорять Москву», черт-те во что одет: ватник и сапоги. Бедненьких и тут не любили, тем более что как и в моей ленинградской школе, так и во ВГИКе училось много детей из обеспеченных советских семейств.
Только лишь режиссер и педагог Михаил Ильич Ромм, очень внимательный и чуткий ум, рассмотрел в Шукшине талант, говорил: «Вася! Веером рассылай свои рассказы во все редакции! Они достойны быть напечатанными!»
Шукшин столько всего знал! Я это при самом первом нашем разговоре отметила. Мы ехали на съемки фильма «Какое оно, море?», где предстояло играть вместе. Прежде были немного знакомы по ВГИКу: он учился на режиссерском, да еще возглавлял комитет комсомола, как-то отчитывал меня за прогул, показался напыщенным и важным. А здесь я увидела совсем другого Шукшина. Мы тогда всю ночь проговорили. Точнее говорил он. О прочитанных книгах, да каких — русская история, религиозная философия. О Степане Разине — предводителе крестьянского восстания, а я и имени такого прежде не слышала, мимо меня прошло в школе это знание.
Когда поженились, Вася принялся лепить и из меня умного человека: «Стремись быть умнее! Разбирайся! Хотя бы то, что интересно, читай!»
Драйзера беру и с ним засыпаю. Утром обнаруживаю: Драйзер из-под подушки исчез — вместо него лежит Мережковский. Что может быть скучнее? Но Вася считал иначе и подкладывал. Чтобы я, так сказать, самообразовывалась.
Брак с Василием Макаровичем меня, конечно, очень сильно изменил. Из хулиганки, какой была с моего чудесного, милого ленинградского детства, превратилась в послушную, любящую, очень семейную. У меня и друзей-то своих собственных тогда не было — только Васины, они же были и моими. Общаться с остальными Шукшин не запрещал, но каждый раз подчеркивал: «Вон соседка есть, у нее тоже дети, с ней и общайся, а другие зачем?» Мол, нечего замужней женщине ходить по подружкам и тем более по друзьям. А мне и не хотелось. На площадку приеду, снимусь — и сразу домой, к Васе и детям.
— Некоторые из тех, кто был знаком с Василием Макаровичем, вдруг начинают вспоминать, что он был в семейной жизни человеком жестким. Тут же всплывают разговоры и про алкоголь...
— Как у каждого есть свой Пушкин, свой Есенин, так у каждого имеется и свой Шукшин. Мой Василий Макарович — это талантливый писатель, заботливый муж и отец. Если и случались ссоры — а в каких семьях их нет? — как говорится, что было, то быльем поросло. Мне вспоминается хорошее. По-доброму жили!
