Часто задавалась вопросом: почему вдруг после такого резкого неприятия Илзе переменилась ко мне? Думаю, просто время прошло, все успокоились, поняли, что никто ни на что не претендует, ничего не отсуживает. Порыв сестры был искренним: почему бы не облагодетельствовать, не приблизить к себе молодую красивую девушку? Так приятно иногда делать добрые дела...
Мама отнеслась к нашему сближению с осторожностью, но ничего не сказала. Приняли в семью — ну и ладно, главное, чтобы дочке было хорошо. Илзе тут же перешла с ней на «ты», будто они сто лет знакомы: «Женечка, Женечка». А вот Андрис, прекрасно осведомленный о том, что мы с Илзе стали общаться, не очень-то торопился возобновить знакомство. Позже все произошло само собой. Как-то мы с подругой гуляли по Тверской, вдруг навстречу идут Андрис с женой: «О! А вот моя сестра. Катя, познакомься». Мы зашли в ресторан, посидели, очень тепло поговорили. «Ты в «Щуке» учишься? Тоже сцену любишь?» — поразился он. Словно только Андрис с Илзе могут искусством заниматься.
Я часто сталкивалась с их снобизмом. Постоянно встречались в консерватории, на концертах, брат, видя меня, каждый раз удивлялся и задавал вопрос: «А ты что тут делаешь? Интересуешься искусством?» Я была в шоке. С самого детства папа приобщал меня к театру. Окончив Прокофьевскую музыкальную школу, я пела в хоре В.С. Попова, с которым мы объездили весь мир. А мама брала мне педагогов английского языка — британцев, помимо этого в театральном училище я выучила французский, а еще знала итальянский. Когда Слава обходительно снимал с меня пальто в прихожей, мы переходили с ним на французский, а Илзе изумлялась. Как и когда смотрели фильм на английском. Сестра спросила с недоверием: «Ты что, понимаешь?» Я часто видела в ее глазах недоумение: «девочка с окраины», оказывается, и книжки читала, и за границей была, и языки знает?
