Папа покинул Большой театр, и в тот же день его дочь сделали солисткой. Спустя много лет в интервью Илзе назвала это настоящим мужским поступком. Мол, оба страдали. Она — что отец принес жертву, а Марис — что не мог ее не принести. Как благородно сказано!
Лиепа и Семизорова разошлись, и он остался без семьи, жилья и работы. Скитался по друзьям, одно время даже жил, как говорил сам, в машине! Однажды ночью раздался звонок в дверь. На пороге стоял папа с чемоданами: «Я пришел жить к своей дочери». Мама молча его впустила. Она очень любила отца и все ему прощала.
Все перипетии папиной запутанной личной жизни миновали меня, детство было счастливым. Папа рядом, готовит мясо, купленное им на рынке, свой любимый салат из помидоров и огурцов с брынзой, варит суп... Ему нравилось готовить.
Теперь-то я понимаю, как отцу было тяжело: полному сил, в сорок шесть лет остаться с пенсией в сто двадцать рублей. Но главное, он не мог жить без балета. О том, что творилось в душе отца, рассказал мне его дневник.
«Продолжаю хандрить. Бесперспективность — это самое страшное. А еще одиночество такой беспросветности, что выть хочется. Вот и убиваю себя, чтобы все во мне омертвело». Он хотел работать, мечтал о преподавании. Целыми днями звонил друзьям, писал письма в Министерство культуры, но никто не помог. Когда были слава и деньги, рядом вилось много друзей, а едва это закончилось, с ним остались только мы с мамой и верный Миша Резников, массажист Большого театра.
Какие-то люди из прошлой богемной жизни порой заглядывали с шампанским, но им и в голову не приходило, что Марис нуждается. Наоборот, это у него постоянно одалживали деньги. Долгов, как правило, никто не возвращал. Папа старался помогать и старшим детям, ради этого распродавал свои перстни, золотые цепочки... Причем сам жил практически на мамину зарплату. И она загружала себя работой все больше, брала заказы на любые постановки в разных городах.
