У него была цель: карьера, а цель оправдывала средства. Женя это качество — стремление к карьере — взял от отца. Урбанский упорно карабкался наверх по ступенькам, используя все свое обаяние. Он совершенно искренне любил меня, с удовольствием вошел в нашу семью, но, увы, я была только первой ступенью к его успеху...
Пока Женя «гулял» по институтам, я окончила свой педагогический. Меня распределили заведующей московским детсадом. А Урбанский продолжал чувствовать себя студентом со всеми вытекающими обстоятельствами. В Школе-студии МХАТ много репетировали, ставили спектакли, задерживались допоздна. А тут после спектакля надо ехать в Лосинку на электричке, выносить помои, колоть дрова, стирать пеленки. Он поздно приезжал, ему было некогда заниматься домашними делами, да и маленький ребенок по ночам не давал спать. Предупредить о том, что задерживается, Женя не мог, у нас не было телефона.
Мы часто бурно ссорились по пустякам. Я оказалась еще большей собственницей, чем он. Стоило мужу опоздать на десять минут, как его чемодан уже стоял на лестничной площадке. В нашей любви все было построено «на градусе»: пешком идти от Лосинки семь километров до общежития, лезть по водосточной трубе, ночь провести в вестибюле института, ожидая начала моих лекций. Это было какое-то сумасшествие! А какой у меня «градус» с маленьким ребенком на руках? Я только ругаюсь, чего-то вечно требую. Ему же были необходимы эмоции...
То, что у него начался роман с первокурсницей Татьяной Лавровой, Женя скрывал. Но скрывал так неумело! Я долго пребывала в неведении: «доброжелатели», понятно, позвонить не могли, а в студию ходить перестала. Ну кто мне мог раскрыть глаза, как не он сам? Женя увлеченно рассказывал, как они взяли шефство над младшим курсом: «Там такая девочка талантливая, Таня Лаврова. Я ей этюд помогаю репетировать».
Женя говорил о ней с восхищением. Сначала была просто девочка, потом я почувствовала, что «не просто». Вначале он увлекся этюдами, а потом и Лавровой... Начались отлучки. Муж под разными предлогами оставался ночевать в общежитии. Пошли обиды, ссоры: то он задержался, то недостаточно внимателен. Первое, что я говорила, было категоричное «Пошел вон!» Мама его опекала и жалела. Переждав бурю, тихо впускала зятя в квартиру и стелила ему на кухне.
