Само же оно состоялось в один из приездов Джигарханяна в Киев. Я была уже студенткой консерватории. Через администратора Театра русской драмы имени Леси Украинки Полину Федоровну, которую я хорошо знала, передала Армену Борисовичу записку. И — о чудо! — он пригласил зайти к нему в гримерку перед спектаклем — попить чаю. Конечно, во время разговора у меня от волнения путались мысли в голове. К его энергетике невозможно привыкнуть. Я почти так же отчетливо ощущаю ее и сегодня. Мы говорили с ним о вещах простых и одновременно сложных. В своей записке я затронула несколько философских тем, которых он касался в своих интервью, и мне было интересно знать, чем живет этот человек. Армен Борисович говорил, что тщеславие для творца обязательно, что комплименты нужно принимать, как и оплеуху, с высоко поднятой головой. Объяснял, что нельзя любить страдание, но оно всегда будет присутствовать в жизни, а значит, нужно учиться принимать и страдание, и одиночество. Уметь находить радость и в этом. И если ты одинок, значит, ты не такой, как все, ты необычен, радуйся этому, цени. Это был очень важный для меня разговор. Волнение, однако, никак не утихало, и тут в гримерку вошел Давид Янович Черкасский. Давид Янович — человек-праздник, ворвался такой шумный, веселый, смешливый и разрядил обстановку: «А не выпить ли нам коньячку?»
После спектакля по дороге домой все прокручивала и прокручивала в голове наш разговор с Арменом Борисовичем. Кое-что из сказанного им потом даже законспектировала в своем блокноте, чтобы не забыть. И долго еще этим жила. Никому из подруг не рассказала о встрече с Джигарханяном. Понимала, что со стороны это может выглядеть странно, на грани фантастики, а мне не хотелось быть фантазеркой в чужих глазах. И понимала, что у меня нет никаких оснований рассчитывать, что это общение продолжится.
