Михалков мной восхищался, называл трудягой. Он понимал: балет — это труд и постоянное преодоление. Врачи давно заметили, что у балетных артистов очень высокий болевой порог. У них постоянно что-нибудь ноет — травмированная пятка, колено, спина, шея, — и со временем они к этому привыкают. Такую жизнь могут выдержать не все. Женя Фрадкина одно время тоже училась в хореографическом училище на отделении народного танца, но через несколько лет бросила.
Мы с Никитой симпатизировали друг другу, но я не строила на его счет каких-то иллюзий, потому что знала — он влюблен в Настю Вертинскую. Мы с ней дружили одно время. С Настей тоже Женька познакомила, и у нас сложились хорошие, доверительные отношения. Я бывала у нее дома. Там иногда оказывался и Никита, и я видела, что ему нравится Настя. Она была очень хороша. Вертинская это знала и, как ни странно, не любила себя показывать. Никуда не выходила, вечерами сидела дома и дулась на весь свет.
Настина мама Лидия Владимировна тоже была не очень улыбчивой и приветливой. А бабушка, Лидия Павловна, тем более. Она играла едва ли не главную роль в семье. Прекрасно готовила и научила этому внучек. Мне запомнились замечательные пироги и пельмени на Настином дне рождения. У Вертинских тогда собралась отнюдь не молодежь, а взрослые и влиятельные люди. Например, Рубен Николаевич Симонов, главный режиссер Театра имени Вахтангова. Вертинская, к слову, окончила Театральное училище имени Щукина при этом театре. И год отработала в Вахтанговском после выпуска.
Рубен Николаевич хорошо знал моих родителей и был рад меня видеть. Спросил:
— Леночка, не хотите сходить в Вахтанговский театр? Скоро спектакль «Филумена Мартурано» с моим участием.
— Конечно хочу! — обрадовалась я. — На него не попасть!
Рубен Николаевич сделал пропуск в директорскую ложу, и меня, девчонку, встретили как королеву...
Интересно, что в нашей компании Настя никогда не бывала. Наверное считала, что это не ее уровень. Вертинская уже в шестнадцать стала знаменитой, после фильма «Алые паруса». А когда вышел «Человек-амфибия», началось форменное безумие. Фанаты ее просто одолевали. Настя не могла спокойно пройти по улице Горького, где жила. Так что в принципе у нее были основания возгордиться.
