Финские знакомые рассказали, какие у них коттеджи теплые. Владик опять загорается: «Все, строю финский дом!» Тут же привез на дачу десяток людей, бревна заказал. Потом, когда узнал, что доставили не тот диаметр, новое решение: «Отправьте часть бревен в московскую квартиру. Интерьер изменим». И таки приспособил эти деревяшки! Приходил ко мне в клинику, смотрел, как зубы делаю, интересно ему было. Советы давал, где какой уголок срезать, чтобы выглядело красивее.
Галкин считал, что имеет право стукнуть кулаком по столу: «Как сказал, так и будет!» Мужское начало проявлялось в нем очень мощно. И Даша, надо признать, понимала, что во Владе не самодурство играет, просто он не считает порой нужным доказывать свою точку зрения. Случалось, и мы с ним спорили, например о мотоциклах.
Влад предлагал: «Миш, давай сейчас разойдемся, а завтра ты позвонишь и скажешь, что я был прав». В большинстве случаев так и происходило.
Другом Влад был уникальным. Однажды у меня возникла тяжелая жизненная ситуация — сильно поссорился с женой. Вышел из квартиры в полном ауте, только собаку взял. Сел за руль, поехал незнамо куда. Влад с Женей, еще одним нашим другом, вызвонили меня, нашли и отвезли к Галкину домой.
Неделю жил у Влада с Дашей на Смоленке. Он ради меня съемочные дни отменил, вставал в пять утра, чтобы разбудить, накормить, помочь собраться на работу. Специальный легкий супчик варил, поскольку меня на нервной почве тошнило от всего. Оставлял в клинике со словами: «Никуда не уходи, вечером заберу» — это чтобы я глупостей не натворил, потому что истерики были не дай бог!
Влад сказал мне тогда: «Мы мужики.
Женщины слабые, они у нас за спинами стоят. И мы должны все для них делать: защищать до потери пульса, деньги зарабатывать... Какие бы сложности в отношениях ни возникали. Одного нельзя прощать — предательства. Если предала — все. Ты свободен от всех обязательств».
Даша терпела такого, мягко говоря, неудобного гостя. Да еще и с собакой не самой простой — таксой охотничьей натасканной. Хотя они оба были против животных в доме, но тут сразу заявили: «Живи спокойно и делай что хочешь».
У нас с Владом были одинаковые фигуры, он только в плечах чуть шире. И мы оба любили джинсы, толстовки, кроссовки, рубашки — ярко расшитые, разрисованные...
Поэтому запросто одеждой менялись. Владик мог прийти ко мне домой, выбрать в шкафу то, что понравилось, а свои вещи бросить и уйти. Мама моя потом все соберет и — в стиральную машинку.
Сто раз бывало — Галкин возьмет у меня из шкафа рубашку, я возмущаюсь:
— Влад, повесь обратно, сегодня сам ее надену.
— Что такое? Это вообще-то не твоя вещь, а моя!
Забывали, что кому принадлежит. Жен наших постоянный обмен шмотками раздражал. Сложно было объяснить, что это своего рода декларация мужского братства, женщины не легко с подобным мирятся. Но Владу нравилось меняться со мной одеждой, и вопрос был закрыт, это не обсуждалось.
Он для каждого определял место в своей жизни: для Даши было одно, для друзей — другое, и это не смешивалось. Лидеры не вступают в дискуссии. Ему вообще не нужно было ничего никому доказывать. И Даша в конце концов всегда с ним соглашалась.
Влад не любил смотреть свои фильмы, сразу переключал, если натыкался в телевизоре. Разговоров вроде «Тебе понравилось, как я сыграл?» — «Да, отлично!» — и сопли ручьем у нас не было. Мужики так не общаются.
На тусовках он редко появлялся, не любил их. Ходил, только если нужно для работы. Что ему там было делать? И выпендриваться не стал бы, и актерские дрязги обсуждать. И правильно делал, не давал лишней пищи для слухов всяким паразитам.
Единственный раз я приехал с ним в кинотеатр «Октябрь» на премьеру очередного «Джеймса Бонда» — Владу надо было с кем-то по делам буквально на минуту пересечься. Ввалились в фойе, и тут же нас какие-то журналисты стали просить: «Встаньте поближе друг к другу». Влад — мне: «Зря пришли. Сейчас наснимают и в «голубые» запишут. Валим отсюда».
К своей популярности он относился спокойно. Про поклонниц, которых было очень много — и в подъезде поджидали, и на мобильный названивали, говорил: «Это у них детское, можно стерпеть». А вот когда пальцем тыкали, раздражался. Раз приехали на выставку мотоциклов на Красной Пресне, шага не успели сделать, как Галкина со всех сторон окружили, принялись щелкать: «Сядь на мотоцикл, попозируй». А ему нельзя, он тогда рекламировал какую-то автомобильную марку, по договору запрещено было сниматься.
