Больше она в доме и в жизни Пырьева не объявлялась...
Ни Иван Александрович, ни уж тем более я дальнейшей судьбой Марченко не интересовались. Но киношный мир довольно узок, и информация о том, что она спивается, до нас, конечно, докатывалась. Не преминули коллеги сообщить и о том, что в приступе ревности Березин избил Людмилу до полусмерти и страшно изуродовал лицо. В тот вечер в их доме была очередная вечеринка, после которой Валентин стал развозить друзей по домам. Вернувшись, застал гражданскую жену абсолютно пьяную в постели с одним из гостей. Березин избил ее так, что лицо превратилось в кровавое месиво. А потом, испугавшись, что может получить срок, умолил Людмилу сказать бригаде «скорой», что попала в аварию. Хорошо помню болезненную гримасу на побледневшем лице Ивана Александровича, когда он узнал об этом ужасном случае.
Марченко была для Пырьева уже абсолютно чужим человеком, но разве он мог не испытывать к ней жалости?
Нам не было нужды ворошить прошлое, и больше мы эту историю не обсуждали. Так же я старалась не касаться и его отношений с Мариной Алексеевной, хоть порой это было непросто.
Мы с Иваном Александровичем жили вместе уже несколько лет, а Ладынина все пыталась вернуть мужа. «Случайно» сталкивалась с ним в коридорах «Мосфильма», на приемах. Когда цивилизованные методы не дали результата, Ладынина начала мстить. Мы получали гнусные письма, бандероли с презервативами. Иван Александрович, едва взглянув на анонимный текст, говорил мне: «Опять почерк Марины».
А потом появилась статья в «Известиях», которая стоила Пырьеву нескольких лет жизни.
В 1964 году он снимал фильм «Свет далекой звезды». Шла работа над одним из эпизодов, где участвовала огромная массовка. И что-то там не ладилось. Сняли один дубль, второй, третий... В конце концов Пырьев употребил крепкое словцо в адрес кого-то из съемочной группы. Через несколько дней в «Известиях» вышел фельетон «Звезды близкие и далекие», где в красках описывалось хамство знаменитого режиссера. Тон публикации — мерзкий, уничижительный. Гадать, откуда растут ноги, нам не пришлось. Мать Алексея Аджубея — зятя Хрущева и главного редактора «Известий» — была личной портнихой Ладыниной.
Я в ту пору была одержима идеей сбросить вес и каждую субботу отправлялась в баню. И вот возвращаюсь домой — довольная собой, распаренная, умиротворенная. Думая, что Иван Александрович уже спит, тихонько открываю дверь, а он — на пороге. Съежившийся, виноватый. И говорит:
— Ну вот и наступила развязка...
— Какая развязка?
— Сейчас ты это прочтешь и уйдешь от меня.
Прочитав фельетон, откладываю «Известия» в сторону.
— И почему я должна уйти? Что эта статейка может изменить в моем отношении к тебе?
Пырьев облегченно выдыхает:
— А я так боялся... Вдруг соберешь вещи — и все... Скажешь: «Зачем ты мне такой нужен?!»
— Ну что за глупости?! И того, что на «Мосфильме» шептаться будут, пальцем показывать, не бойся. В понедельник поедем на съемку как ни в чем не бывало. Будто ничего не читали, ничего не знаем. В прекрасном настроении!
— А мне общественное мнение и не важно — только твое.
Спустя несколько месяцев Пырьева вынудили уйти с должности председателя оргкомитета Союза кинематографистов СССР, в создание которого он вложил столько сил. Этот удар Иван Александрович, по его собственному признанию, выдержал только потому, что я была рядом: поддерживала, утешала, твердила, что «когда-нибудь это все закончится».
Закончилось с приходом к власти Брежнева, который в канун пятидесятилетия Октябрьской революции торжественно вручил легендарному кинорежиссеру третий орден Ленина.
Осенью 1966-го, через полгода после того как мы смогли, наконец, зарегистрировать свои отношения, Иван Александрович приступил к работе над «Братьями Карамазовыми». Кандидатуру Кирилла Лаврова на роль Ивана подсказала мужу я. «Нет, тут нужен совсем другой типаж! — возразил Пырьев. — Ты же видела его в «Живых и мертвых»? Мужественный, прямолинейный, даже плакатный».
Но мне удалось-таки убедить мужа пригласить Лаврова на пробы, после которых Иван Александрович сказал: «Ты была права.
