И в разрешительном удостоверении к ним (по сути главном финансовом документе) прочла: «Режиссеры — Ульянов, Лавров, Пырьев»! Именно в такой последовательности! Ах вот, оказывается, что! Как видите, Ульянову с Лавровым нужна была не только режиссерская слава, но и деньги! А мы-то с двумя сыновьями Ивана Александровича поражались мизерности его постановочных за «Карамазовых»! Получается, основную сумму хапнули Михаил Александрович с Кириллом Юрьевичем. И я подала в суд.
Прекрасно знаю о разговорах, которые велись после смерти Ивана Александровича: дескать, Пырьев оставил жене миллионы... Слава богу, живы и здравствуют люди, разбиравшие личные бумаги режиссера. В том числе Наташа Фатеева, с которой мы дружим полвека и которая первой приехала в утро смерти Пырьева.
Среди документов обнаружилось завещание Ивана Александровича, в котором были такие строки: «Прошу считать Лионеллу моей единственной законной женой. Она мой самый большой друг, советчик, а главное: я безумно ее люблю. Мои сыновья — взрослые люди, мужчины, способны добиться всего в жизни сами, поэтому единственной своей наследницей объявляю Лионеллу». Завещание было написано в 1964-м, за два года до того, как мы официально оформили брак. Оно не было заверено у нотариуса, но искушенные в юридических тонкостях знакомые советовали:
— Подавай в суд. Есть все шансы на то, что завещание признают законным.
— Не стану, — отказалась я. — Во- первых, оно было написано за четыре года до смерти и последняя воля Пырьева могла быть иной.
Во-вторых, я не хочу выглядеть хищницей в глазах его сыновей.
Помимо завещания в ящике письменного стола лежали две сберкнижки. На одной — восемьдесят три рубля, на другой — десять тысяч. Показала их старшему сыну Пырьева Эрику. Он очень обрадовался, заставил меня тут же поехать в сберкассу. И страшно расстроился, когда услышал, что вторая книжка недействительна — деньги на ней «сгорели» в январе 1961-го.
Хоть до миллионерши мне было как до Луны, в суд на Ульянова и Лаврова я подала не из-за денег, а потому, что хотела восстановить справедливость. Боже, какое давление началось на судью! Ульянов бегал по всем инстанциям, собирал письма в свою поддержку, рассказывал режиссерам и журналистам, что, мол, Пырьева совсем зарвалась и с ней не стоит иметь дела.
Наверное, я все равно пошла бы до конца, если бы не Олег Стриженов...
С момента нашей последней встречи минуло тринадцать лет, когда мне позвонили из группы Тодоровского:
— Петр Ефимович готовится снимать фильм по пьесе Островского «Последняя жертва» и предлагает вам сыграть роль графини Круглой.
— А кто будет моим партнером?
— Стриженов.
— О, нет-нет!
Чем объяснить такую реакцию? Вовсе не опасением, что Олег начнет ворошить прошлое и пытать: «Как ты могла со мной так поступить?»
Не такой он человек. Тогда что же? В первую очередь репутация Стриженова как очень требовательного партнера. Я ведь знала, что такого перфекциониста в профессии еще поискать.
Меня долго уговаривали, пока, наконец, я сама себе не сказала: «А почему бы, собственно, и нет?»
При встрече ни он, ни я не отвели глаз и заговорили друг с другом как старые добрые знакомые. Ровные дружеские отношения поддерживали на всем протяжении съемок. А потом была встреча в Одессе — моем родном городе, где я впервые, сначала на экране, а потом «живьем», увидела Стриженова.
Фильм «Овод» я посмотрела раз пятьдесят, не меньше.
По окончании сеанса сразу направлялась в кассу и брала билет на следующий. Вырезала из газет все заметки об исполнителе главной роли, знала наизусть его биографию: где родился, какой театральный вуз окончил, что со своей будущей женой Марианной, которая играла в «Оводе» Джемму, познакомился на съемочной площадке.
И вот однажды иду домой и вижу: в соседнем переулке снимают кино. Подхожу ближе и замираю. За веревочным ограждением — Он! Сзади сигналят пожарные машины, приехавшие устроить на площадке «дождь», спереди на толпу зрителей напирают ассистенты: «Отойдите дальше! Вы мешаете!», а я стою как завороженная и не могу даже шага сделать. Вдруг вижу — Стриженов направляется прямо ко мне. Роняет на ходу: «Пусть девочка останется и смотрит», берет за руку, поднимает веревку, под которую оба ныряем.
