К нам заглядывали прекрасные «старики» МХАТа — Алексей Грибов, Виктор Станицын, Алла Тарасова. Посещали этот дом музыканты, чтецы классики, запросто приходил и пел нам выпускник Школы-студии Володя Высоцкий.
Абрам Александрович Белкин, специалист по Достоевскому, просто научил нас читать! «Книжки надо читать так, как курица воду пьет: набрала водички в клювик, головку подняла, водичка внутрь закатывается, — говорил он. — Вот и вы — прочли немножечко, головенку-то поднимите и подумайте о том, что прочитали». О Серебряном веке русской поэзии нам рассказывал Андрей Донатович Синявский, которого потом судили как антисоветчика — громкое было дело.
Помню, как он, немножко стеснявшийся своей косины, глядя в окошко, читал Сологуба: «Качает черт качели лохматою рукой...»
В стране наступил прекрасный период оттепели, безоглядного веселья, бескорыстного доверья, вольнодумной глубины, если вспомнить Юлия Кима. И четыре года, не проведенные, а именно прожитые в нашей альма-матер, — время открытий и приобретений.
Несмотря на то, что без всяких оговорок актерская профессия — единственно любимая, главным открытием и приобретением тех лет стала Галя Стецюк. Я встретил мое солнышко, дорогую мою супругу, с которой мы вместе сорок шесть лет! Даст Бог, и золотую свадьбу справим. И на этом месте я бы завершил личную тему многозначительным отточием...
Не уговорил? Понимаю, вам ин-те-рес-но. Что ж, вынужден сдаться. Обратимся к воспоминаниям моей жены, с ее разрешения, конечно. Женщины «про это» точно могут лучше рассказать.
Из дневника Галины Киндиновой: «Когда думаю о том, как у нас все вышло с Женькой, понимаю, что значение независимости и свободы нашего «я» — сильно преувеличено. На самом деле все мы — ведомые. И слава Богу, что мой ангел-хранитель не дремал, пока я, избалованная мужским вниманием хохлушка-хохотушка, головой по сторонам вертела.
На курс к Монюкову попала на втором году, до этого училась в Киевском театральном институте, я родом из Украины. На первом занятии Виктор Карлович усадил нас полукругом, на разных его концах, то есть практически напротив друг друга, оказались мы с Киндиновым.
Ведь сразу показали: вот он, прямо перед тобой! Нет, не разглядела. Кинула на него один оценивающий взгляд: очень молоденький, высокий, в белой рубашке, в галстуке и пиджаке, из которого уже явно вырос. Отметила: «Какой симпатичный, на Маяковского похож». Но об этом первом впечатлении вспомнила только когда у нас все закрутилось. Сердце-то сразу подсказывало, да я не услышала!
И хотя курс почти все время проводил вместе, мы с Киндиновым еще долго находились на разных концах того полумесяца. Женя потом пенял мне, что не замечала, как его глаза постоянно поворачивались в мою сторону.
Помню, как наш педагог по танцам Ольга Всеволодовна Всеволодская- Гернгросс подпихивала мне Киндинова в партнеры.
Я противилась:
— Не буду с Женькой танцевать. Не хочу.
— Почему?
— Не нравится он мне.
Хотела, как и все, танцевать с Караченцовым. Коля был вне конкуренции, не только потому что чертовски обаятелен — по пластике ему не было равных. В танце он как языческий бог — не влюбиться невозможно! Но доля прагматизма тут тоже имела место: в паре с Караченцовым обеспечено благосклонное внимание педагогов. В общем, и с Колей танцевала, и с Борькой Чунаевым, только не с Киндиновым — не хотела, и все тут. А те двое уронили меня однажды, и я, как лягушка, оземь шмякнулась.
Так, что потом?
