— И это для тебя ничего не меняет?
— Нет.
— Еще у меня есть дочь Настя. Ей одиннадцать лет.
— Прекрасное имя, хороший возраст.
Я не торопил Аню с ответом, даже намеком не давал понять, как тяжело мне знать, что каждый вечер она возвращается к мужу. При встречах мы подолгу разговаривали. Обо всем. Рассказывали друг другу о детстве, родителях, друзьях, о поступках, о мыслях. Самое главное — ни она, ни я в этих беседах не старались казаться лучше, чем есть, не играли в кого-то, а были самими собой.
Вскоре после того как мы стали близки, однажды вечером Аня позвонила мне из дома: — Я рассказала о нас мужу.
Внутри у меня все закрутилось в тугую пружину — кто знает, как отреагирует законный супруг?
Спросил:
— Мне подъехать?
— Не надо. Если что — позвоню.
Никогда не выпытывал у Анюты подробности ее объяснения с мужем, не расспрашивал про их отношения. Тем не менее уверен, что трещина в них появилась без моего участия. Для счастливых супругов какие-либо истории на стороне невозможны.
Вскоре мы стали жить вместе: я, Анюта и ее дочка. Серьезных конфликтов с Настей, которые в подобной ситуации, казалось бы, неизбежны, не было. И в этом, безусловно, Анина заслуга. Будучи мудрой, она исключила всякую возможность манипуляции со стороны дочери-подростка собой и мной.
Ни разу не было такого, что я что-то запрещал, а мама разрешала, или наоборот. Настя поняла: во всех вопросах мы выступаем как одно целое — и очень скоро смирилась с этим. Меня Настя зовет не папой (он у нее уже есть), а Андреем, но недавно я услышал: «В четырнадцать лет, когда пойду получать паспорт, скажу, что хочу быть Зибровой».
Честное слово, я чуть не прослезился. А вообще Анастасия у нас молодец: и в школе хорошо учится, и легкой атлетикой успевает заниматься. Когда вижу ее сверстниц, размалеванных, пьющих пиво с парнями в подворотнях, думаю с гордостью: «Слава богу, наша Настька не такая и такой никогда не будет!»
Два месяца мы прожили с Аней в гражданском браке.
Расписались десятого марта 2010 года. За шесть недель до ЧП у ночного клуба.
Стрелявшего в меня парня взяли второго мая. Он прятался в квартире одного из своих приятелей. Однако в милиции ему оформили явку с повинной. На суде я задал вопрос:
— Простите, о какой явке с повинной может идти речь, если в течение полутора недель этого человека искали, выясняли его связи, а на задержание выезжала оперативная группа?
— А я как раз собирался в ментовку идти! — заявил сидевший на скамье подсудимых «стрелок», и стражи закона согласно закивали головами.
Только благодаря профессионализму и настойчивости моего адвоката Леонида Гержоя да еще публикациям в прессе судья «расщедрилась» на три года колонии общего режима и шестьсот тысяч рублей.
Коллеги горячо поздравляли моего защитника: «Это успех! Обычно по таким делам дают условный срок и компенсацию на порядок меньше!» Деньги я, видимо, никогда не получу, потому что у осужденного Ивченко нет имущества, на которое можно было бы наложить арест, и упорно трудиться, выйдя на волю, парень вряд ли захочет... Я бы куда легче смирился с этим обстоятельством, если бы у меня постоянно была работа. За два с лишним года после травмы я получил шесть второстепенных и только одну большую роль — капитана НКВД Кушакова в сериале «Отрыв». Получил совершенно неожиданно. Мне позвонила помощник по актерам: «Режиссер Сергей Попов просит вас приехать». Я приехал, мы познакомились.
«Вот сценарий — почитай, — просто сказал Сергей. — Там для тебя есть интересная роль».
Домой возвращался в приподнятом настроении — Попов утвердил меня без проб.
Уже когда начались съемки, подошел к нему:
— Как получилось, что меня взяли? Я теперь артист, что называется, оригинального жанра...
— Я видел несколько твоих хороших ролей. А еще тебя рекомендовала Таня Арнтгольц, вы ведь с ней работали?
Очень благодарен Сергею и Тане, но... Последние семь месяцев я не снимался больше ни в одной картине. Зимой поступили два интересных предложения, но нужно было ложиться на очередную операцию.