Вся моя женская гордость куда-то улетучилась — нет и не может быть речи ни о какой гордости в любви! — я думала только об одном: надо любыми путями затащить его домой, любыми. И в третий раз это было сделать уже безумно трудно. Делая вид, что ни о чем таком не помышляю, я веселилась со всеми под шутки нашего друга, который уже несколько лет смешил всю тусовку до колик в животе, а потом стал Гариком Харламовым. Оставаясь серьезным и неулыбчивым, он сыпал и сыпал байками, уже его просили остановиться — нет мочи, иначе разорвется нутро. Невесело было только Макарскому. Я отключила амбиции и включила всю свою хитрость, заламывала руки, умоляла буквально на коленях:
— Слушай, я не сплю, не ем, посмотри — у меня синяки под глазами. Ну, ты ушел и ушел, ладно. Но мы же не чужие люди, помоги мне, проводи, побудь со мной, заночуешь на кушеточке, просто чтоб и я немного поспала.
Он дал слабину:
— Хорошо, но учти, провожу, рядом, конечно, посижу, но все равно — уйду.
Никуда он не ушел, надо было только заманить его домой.
Как уйти, если он меня любит?! Нас тянет друг к другу так, что можно с ума сойти. Антоша всегда говорит, что любит меня гораздо сильнее, чем я его. Кто может измерить любовь?
И снова «мы смежены блаженно и тепло, как правое и левое крыло. Но вихрь встает — и бездна пролегла от правого — до левого крыла!» Не было ни у него, ни у меня уже сил бороться с этими враждебными вихрями, веявшими над нами.
Как-то в первую же совместную зиму я поймала «девятку», за рулем — огромный мужчина с окладистой длинной бородой.
Разговорились. Александр попал в тюрьму по наговору и добрый десяток лет отсидел ни за что. Добрым десяток оказался, с его слов, потому что он прочел Библию, уверовал в Бога, крестился. Жена его дождалась, они обвенчались недавно:
— Знаешь, нам очень повезло с духовником. Давай отведу.
— Ну уж нет, в церковь не пойду, была как-то, лет семь назад, поговорила со священником — хватило! Он мне сказал, что петь на сцене — дьявольское дело. Теперь дома молюсь, — отказалась я.
Как в результате получилось, что я, забыв про свои дела, оказалась в храме — ума не приложу.
Александр привез меня в храм Успения Пресвятой Богородицы в Путинках, прямо за «Ленкомом». Я была настроена скептически. Когда с вызовом сказала отцу Алексию, что я — певица, у него аж глаза засветились: «Да ты что, вот это да-а, несешь людям радость? Надо же! А ты понимаешь, что ответственна за тех, кто тебя слушает? Ты пой, но так, чтоб после твоего концерта людям жить хотелось!» Ну, надо ли говорить, что я взахлеб рассказывала Антоше про встречу с необыкновенным священником.
Антон никогда не снимал с себя креста, но в храме не был с тех пор как крестился, как многие. Он встретился с отцом Алексием, тоже впечатлился, мы стали ходить к священнику все чаще и чаще. Сначала просто беседовали, было очень интересно. Но вслед за каждым походом в храм нас колбасило еще больше, это был вообще какой-то ужас.
Батюшка постепенно, очень плавно и мягко вел нас. Мне внушал, что я должна слушаться мужа, прекратить спорить с ним. А ему — что муж полностью берет на себя ответственность за свою жену: «И если она не права — это твоя вина: не так воспитал, может, и не на той женился, но это все равно твоя вина». И однажды Антон вернулся от него и сказал: «Все — венчаемся!»
Он хотел купить кольца сам и только сам, но ему никак не удавалось заработать, самые дешевые колечки были непосильно дорогим удовольствием. Наконец я его устроила провести какую-то лотерею в казино, и он купил скромные, легонькие, тонюсенькие, из белого золота — но такие дорогие! Макарский был счастлив. И тут случилось такое...