Мы с ребятами постарше сидели неподалеку — бренчали на гитарах. Вдруг — дикий вопль: «Игорь умер!»
Брат лежит на траве, лицо белое как мел... Трясу его за плечи, хлещу по щекам, тру изо всех сил уши и ору: «Открой глаза, гад!!! Открой глаза!!!» Прошло несколько минут, прежде чем рыжие ресницы дрогнули и Игорь задышал. Я упал рядом, обнял его и зарыдал.
Уже взрослым Игорь поведал об этом «эксперименте» знакомому врачу. В ответ услышал: «Брат спас тебе жизнь. Случалось, после таких игр люди впадали в кому, а потом умирали. Твой Вовка не дал тебе уйти...»
Второй раз Игорь чуть не погиб во время гастролей в Ленинабаде, когда мы вместе работали в джаз-рок-группе «Апрель» «солистами- инструменталистами».
Надо репетировать, а колонки фонят по-страшному.
Пришел полупьяный электрик и в ответ на вопрос «Где тут можно заземлиться?» ткнул пальцем в какую-то клемму: «Сюда цепляйте!»
Игорь вышел на сцену, взялся за микрофонную стойку — и тут же упал навзничь. Как я сообразил, что его ударило током, сам не знаю. Рванул шнур, подключенный к щитку, — и к брату. А у того судороги страшные, лицо перекошено, изо рта — пена.
Ору музыкантам:
—Заберите у него гитару!
—Не можем! Ладонь к струнам пригорела!
Отодрали гитару от руки вместе с кожей, начали делать искусственное дыхание.
Слава богу, через пару минут Игорь открыл глаза.
Оказалось, «профессионал» указал на клемму, к которой было подведено напряжение в триста восемьдесят вольт. Брат потом долго, прежде чем взяться за стойку, касался микрофона пальцем и тут же его отдергивал. Проверял: бьет — не бьет.
Игорь не раз говорил в дружеских компаниях:
—Не будь у меня старшего брата, страна никогда не узнала бы певца, поэта и композитора Игоря Талькова. Володька, между прочим, не только дважды жизнь мне спас, но и первые аккорды на гитаре показал!
—Только ученик уже через неделю обскакал учителя, — подхватывал я. — А еще окончил музыкальную школу по классу баяна — в отличие от меня, который ее бросил, сам освоил аккордеон, ударные, фоно, скрипку и...
Игорек, что я еще забыл?
Память снова уносит в детство, и я вижу, как братишка терзает струны, в кровь сбивая подушечки пальцев... А вот он, уже ученик музыкальной школы, с утра до ночи не расстается с баяном. Даже бесконечно терпеливая мама нет-нет да и взмолится:
—Сынок, почему бы тебе не сделать перерыв?
—Не могу, — отвечает Игорек. — Я еще этюд не выучил!
Мы с папой спасались от гамм и этюдов, уходя во двор. Пилили и кололи дрова, чинили забор. У Максимыча, как уважительно звали отца в Щекино, были золотые руки.
Он сам мастерил мебель, мог крышу починить и новую дверь навесить. Я ему с удовольствием помогал. Игорьку же это было совершенно неинтересно.
—Это я виновата, что сын в быту такой беспомощный! — каялась перед Таней, женой Игоря, мама. — Вова-то самостоятельным парнем рос, а Игорек все время был за маленького.
—Вот-вот, — весело подхватывал я, — еще дошкольником я дрова с отцом пилил, а Игорь, даже когда в старших классах учился, суп себе не мог разогреть. Не ты, мама, а я виноват, что он такой. С раннего детства все за него делал!
Иногда беспомощность Игоря в домашних делах оборачивалась анекдотом. Брат был на гастролях, а Таня с маленьким сыном гостила в Щекино — помогала маме на даче.
