Вдруг звонит Игорь: «Между концертами образовался свободный день, я сразу домой, а вас нет. Есть хочу — умираю! Таня, приезжай скорее!»
«Я первой же электричкой — в Москву. Вхожу в квартиру — тишина. Игорь спит. На плите стоит сковородка с серо-коричневым месивом, — смеясь, рассказывала Татьяна. — Присмотрелась: а это нечищеная, порезанная огромными кусками картошка. Судя по тому, как она обуглилась, Игорь на сковородку даже масла не налил. Есть ее он, конечно, не стал — уснул голодным».
Двум другим анекдотическим случаям я сам был свидетелем.
Десять месяцев в году группа «Апрель» колесила с гастролями по Союзу, гонорары были смешные, но на еду и одежку хватало.
Остальные два месяца проводили в Архангельске, к филармонии которого был приписан наш джаз-рок-коллектив — давали в клубах и красных уголках шефские бесплатные концерты. Гонораров никаких, а минимальная ставка, которой в этот период приходилось довольствоваться, испарялась из наших карманов с поразительной скоростью. Пригласим девчонок в ресторан, закажем шикарно... Первый вечер хорошо посидим, второй, а утром третьего дня — позавтракать не на что.
Как-то неделю питались одним хлебом, который нам бесплатно давали в гостиничном ресторане. Съешь с десяток кусков, запьешь слегка подкрашенным заваркой кипятком — и вроде сыт. Аппарат для приготовления чая у нас был особенный. Не из тех, что продавались в магазинах — «спиралькой», а самодельный — с двумя толстыми пластинами.
Благодаря им вода нагревалась мгновенно. И вот однажды после нескольких дней хлебной «диеты» мы, вывернув все карманы, наскребли на три пакетика сухого супа с макаронами-звездочками — стоили они по пятнадцать копеек. Я поставил греть воду, наказал Игорю: «Как вскипит, вынь кипятильник — и только потом высыпь в воду суп. Накрой картонкой сверху, чтобы запаривался». Он кивает: все понял.
Оставил его, а сам побежал в ресторан — за хлебом.
Возвращаюсь и уже в начале коридора чувствую: пахнет горелым. Распахиваю дверь, а там от чада черным-черно! Игорь стоит посреди комнаты — весь в макаронах-звездочках и морковке.
—Ты что наделал?! Я же предупредил: суп в воду сыпать, когда кипятильник вытащишь!
В нем соль — понимаешь? Это проводник! Ты цепь замкнул — вот и шарахнуло!
Игорь смотрит виновато:
—Володь, ты же знаешь, я в физике — баран бараном...
А это воспоминание из конца восьмидесятых. Песня «Чистые пруды» в исполнении Игоря уже звучала из всех радиоприемников и телевизоров, письма ему приходили мешками. Над одним мы с братом веселились до слез. Жители какого-то волжского села предлагали Талькову занять вакантное место директора клуба. Обещали быстрый карьерный рост: «Нашему председателю колхоза скоро на пенсию, так мы вас заместо него выберем». Дальше шла информация о надоях, привесах и количестве запасенного за лето сена.
Во многих письмах была просьба прислать деньги. На лечение, на ремонт дома, на подарок к свадьбе «единственной дочки». Поклонники были уверены, что кумир гребет деньги лопатой... Представляю, какое впечатление произвела бы на них крошечная квартирка в облупленном доме и стоящая на трехлитровых банках вместо ножек кровать!
Вид последней и меня привел в изумление. Самого Игоря, когда я в очередной раз заглянул на Каширку, дома не оказалось, а Таня, перехватив мой ошарашенный взгляд, рассмеялась:
—Ножки сломались — пришлось подручный материал использовать.
—И давно вы на этом сооружении спите?
—Давненько.
—А это что? — спросил я, заметив прибитую к торцу двери перчатку. Из кожи, с натуральным мехом внутри.
—Дверь сквозняком открывало — вот Игорь и решил уплотнить.
Оглядываю плоды братишкиных трудов: в перчатку вбито десятка полтора больших гвоздей. «По шляпку» не вошел ни один — все погнуты.
—Вот умелец-то! Теперь она вообще закрываться не будет...
На лице Тани — смущенная улыбка:
—Игорь стучал-стучал молотком, а когда понял, что ничего не получается, — бросил и по делам убежал.
Женщин такой самоотреченности и терпения, как Таня, — раз-два и обчелся.
Покойная мама не уставала повторять, что Игорю досталось сокровище. Татьяна никогда ни на что не жаловалась и ничего не требовала. Заболеет ли сама или маленький Игорешка — мужу ни слова. Потому что его «нельзя нагружать житейскими заботами, он должен творить». Денег нет, в холодильнике — шаром покати, так она из ничего такой ужин приготовит, что не в каждом ресторане попробуешь. И одежду Таня сама Игорю шила. Появившегося в новых брюках или куртке Игоря забрасывали расспросами:
—Фирма? Где достал?
Брат смеялся:
—Какая фирма?! Танька сшила!
Брат был страшно влюбчивым, и о каждом новом увлечении Таня узнавала первой.
