— Вы сказали, что служили в театре «Современник». А правда, что вас туда привел Олег Ефремов?
— Это правда. В дипломном спектакле «Преступление и наказание» я играл Свидригайлова. Пальтишко кургузое, и никакого грима, но в этой роли я купался, просто летал. В сцене свидания с Дунечкой мой герой говорит такие слова: «Я так вас люблю, что не могу слышать шороха вашего платья». Вот это да! Мороз по коже. В конце Дуня стреляет в меня из пистолета, пуля задевает волосы, потом — осечка. В этой сцене крики были в зале.
И на этот спектакль пришел Олег Николаевич. Закончился спектакль на ура, я зашел в гримерку, снял пальтишко, и первый, кто ворвался ко мне, был Ефремов. Он кричал: «Где Шкловский? За сердце взял, где он, гад?!» Я стою рядом с ним, а он меня не узнает. «Вот ты какой, — смотрит мне в глаза, поворачивает вправо, влево. — Вот это подарок! Завтра ко мне в девять в «Современник». Выпьем по рюмке коньяка».
Ровно в девять я постучался в его кабинет. Он встретил меня в галстуке, в шикарном костюме, от него вкусно пахло духами. Мы выпили коньячку, и он сказал: «Все, ты уже зачислен. Гуляй до вечера, в семь часов сбор труппы». Никаких показов у меня не было.
В «Современнике» я никогда не был, можно сказать, первый раз в жизни зашел. В семь часов в зале собрались все актеры. Кто-то меня знал, подошел поздороваться. Наконец Ефремов встал и призвал всех к тишине. «Первое на повестке дня у нас — я представляю вам нового актера, который вошел уже в труппу, Олега Шкловского, это то, что я искал, обалденный парень, знакомьтесь. — Все в недоумении посмотрели на меня. — А второе, господа... — все затихли, — я последний день нахожусь в этом театре...»
Ничего себе! Получается, я пришел в театр в тот день, когда главный режиссер оттуда ушел. Ефремов сыграл со мной злую шутку.
Олега Николаевича уговорила возглавить МХАТ, который тогда загнивал, Екатерина Фурцева. В зале началось невообразимое. Я-то отстраненно смотрел на развитие событий. Передо мной разыгрывалась настоящая драма. Это был судьбоносный момент для «Современника». Эмоции зашкаливали. Нина Дорошина завопила: «Что?!» И в слезы! Она завела всех сразу. Евстигнеев воскликнул: «Ты нас покидаешь?!» Кто-то орет: «Ты же нас создал!», у кого-то слезы брызжут, кто-то побежал за водкой, кто-то нервно закурил. А кто-то предателем сразу уже его назвал. Ефремов обратился к залу: «Я призываю вас всех идти за мной!» И снова пауза, а потом взрыв: «Мы во МХАТ? Да ни за что!» Словно их в ад приглашают.
Одна Галина Волчек была сдержанна. Она молодец, боец закаленный. И тут Ефремов сам уже озверел: «Вы с ума сошли, устроили тут, понимаешь, судилище! С вами остается Волчек, я оставляю на нее свое детище».
Это продолжалось очень долго. В конце Ефремов сказал: «Ну, так, значит, будь по-вашему...» Он пришел на собрание такой нарядный, уверенный, а вышел — сгорбленный и как щенок мокрый. Он думал, что получится у него, что его поймут соратники и побегут за ним. А тут... Я помню, как он шел к выходу, шаркая ногами...
Вот в такой драматический момент я оказался в театре «Современник». А потом постепенно во МХАТ за Ефремовым потянулись корифеи театра и стали один за другим уходить. Евстигнеев, Калягин, позже Мягков с женой, Настя Вертинская...
Театр оказался под угрозой, его спасла Галина Борисовна Волчек. Она проявила настоящее мужество. Сразу же поставила спектакль «Свой остров», где я сыграл главную роль. Для спектакля песни написал Владимир Высоцкий. Волчек хотела, чтобы я их пел, но я категорически отказался. Игорь Кваша очень деликатно исполнил песни Высоцкого. Это был первый спектакль после ухода Ефремова.
