А с актерского мы выпускались не в самое удачное время, в 1995 году, с работой было трудно, и некоторые сменили профессию.
После окончания вуза я пришел в Театр Станиславского. Во-первых, родители там раньше служили, а во-вторых, мне самому хотелось туда. Когда я пришел, мама там еще работала, правда, совсем недолго. Она нашла себя в педагогике. Долгие годы преподавала в мастерской ВГИКа, у Сергея Александровича Соловьева.
Я шел туда с большим воодушевлением: видел спектакли Владимира Владимировича Мирзоева, и мне очень хотелось с ним работать. Но не получилось. Я много чего знал, но мало что умел. А главное, я еще не знал себя как актера. Изображал что просили, причем достаточно достоверно, но не чувствовал себя действующим, играющим. Иногда слышал: «Это хорошо!» Но не понимал, что именно хорошо...
В Театре Станиславского вообще не было актеров моего возраста, все были старше 30 лет, поэтому меня с удовольствием туда приняли. Но оказалось, что ролей, кроме Ивана-царевича в сказке «Царевна-лягушка», для меня нет. Да еще небольшая роль в «Дачниках» Горького. А время такое было, 1995 год, половина зала всего заполнена.
Помню свой первый выход в роли Ивана-царевича. Сижу на сцене со своими братьями и говорю текст:
— А вот, батюшка, и моя невеста.
Повисла пауза. Невеста моя почему-то не выходит. А должна была появиться в сарафане, в кокошнике, превратившись из лягушки в Василису Прекрасную. Сидим молчим. Что делать? Я думаю, ну, еще раз повторю:
— Вот, батюшка, и моя невеста.
И опять ее нет. Витя Рудниченко, который играл моего брата, толкает меня в бок:
— Ничего, ничего, сейчас выручу, — и говорит: — Царь-батюшка, а может, ты пока детям какие-нибудь загадки загадаешь?
А артист, который играл царя-батюшку, сидит себе на троне и в ус не дует.
— Я что тебе, Дед Мороз, что ли? — отвечает царь на весь зал.
Слава богу, Василиса Прекрасная наконец появилась. Оказывается, у нее были какие-то проблемы с платьем.
Пробыл я в Театре Станиславского недолго, года полтора. И уехал на съемки с картиной «Сибирский цирюльник» Никиты Михалкова. Два с половиной месяца мы жили в Праге. Но это для меня был скорее опыт наблюдения, чем опыт актерский...
Работать у Михалкова просто счастье. Все люди, попадающие к нему на площадку, начиная с исполнителей главных ролей и заканчивая буфетчицей, живут только работой и уверены, что участвуют в создании гениального фильма! Любовь и уважение к актерскому делу — одна из составляющих таланта Никиты Сергеевича. Поэтому никто из актеров никогда ему не отказывает. У меня остались самые приятные воспоминания о съемках в «Сибирском цирюльнике».
Когда я вернулся в свой театр, главный режиссер Ланской умер, и оказалось, что я особенно здесь никому не нужен. Я позвонил Максиму Виторгану, своему другу, и он мне устроил показ в ТЮЗ. Меня взяли. Начал что-то репетировать, начались вводы. А через полтора-два месяца позвонил режиссер Анатолий Васильев. Его жена, Надежда Михайловна Калинина, была дружна с моей мамой и, видимо, ему сказала, что Кирилл «болтается без дела». Анатолий Александрович сказал: «Ничего не обещаю, но есть такая история... Я набираю стажеров, приходи». Так я попал к нему в стажерскую группу и проработал с ним девять счастливых лет. Как только пришел, буквально через четыре дня у меня сознание перевернулось, я понял, что не туда двигался. Он что-то поправил в моих мозгах, и я уже не сомневался, что надо идти к нему на любых условиях.
«Школа драматического искусства» сначала была театром-лабораторией, то есть, если выпускалась какая-то премьера, это был результат уроков. Я был занят в четырех спектаклях Васильева, сначала просто выходил в маленькой интермедии в спектакле «Моцарт и Сальери». Потом были «Илиада. Песнь двадцать третья», «Из путешествия Онегина».
