А к актерству я не проявлял интереса. Одно время в детстве мечтал стать археологом, мне нравилось, что они что-то ищут в земле. Но, как гласит семейная легенда, я даже читал «Руслана и Людмилу» наизусть большими фрагментами.
— А кто занимался вашим воспитанием в детстве?
— В основном мною занималась мама — проверяла уроки, ходила на родительские собрания, подбирала репетиторов. Один раз на родительское собрание пошел отец, а потом долго на меня дулся. Бабушки, естественно, были на подхвате. Папина мама, Александра Ильинична, жила в Свердловске, иногда приезжала в гости. А с московской бабушкой, Еленой Васильевной, я проводил довольно много времени. Мы с ней придумывали всякие занятия. Так как она дворянского происхождения, после революции была поражена в правах, служила стенографисткой в Моссовете, а в войну работала в штабе партизанского движения.
Сказок она мне не читала. Но могла почти наизусть рассказывать «Два капитана» Каверина или эпизод из фильма «Семнадцать мгновений весны», как пряталась радистка Катя с двумя детьми в канализационном люке.
— А вы коренной москвич?
— Я родился в Москве, мы с родителями жили в театральном общежитии на «Аэропорте». Отец из Свердловска. Он всегда говорил: «Я приехал с периферии». И никогда этого не стеснялся. Со своим другом Альбертом Леонидовичем Филозовым приехал в Москву поступать в Школу-студию МХАТ. В 1955 году МХАТ был на гастролях в Свердловске, и специальная выездная комиссия отсматривала абитуриентов. Отобрали двоих — моего отца и Альберта Филозова. У них собрался необыкновенный курс: Татьяна Лаврова, Алла Покровская, Геннадий Фролов, Анатолий Ромашин, Владимир Кашпур, Александр Лазарев, Евгений Лазарев, Наталья Журавлева, Вячеслав Невинный... Такого скопления талантов, по-моему, больше не было за всю историю Школы-студии МХАТ.
Мама — москвичка. Ее предку было даровано дворянство, потому что он был воспитателем трех дочерей Павла I. А мамин отец, Федор Пантелеймонович Орлов, — человек исключительно интересной судьбы, достойной романа. Для меня он настоящий герой: имея бронь, ушел в 1941 году добровольцем на фронт. А у него было двое маленьких детей: мама и ее брат Андрей. Под Наро-Фоминском 21 октября был ранен и попал в плен. Лагерь в связи с наступлением наших войск отодвигался в Европу. Во Франции ему удалось бежать, он примкнул к французскому Сопротивлению. Когда англичане высадились на юге, он перешел линию фронта и попал в расположение английских войск. Есть фотография его в английской военной форме. На этом приключения деда не закончились. После войны в советской военной миссии ему были возвращены погоны. И он в звании лейтенанта командовал сначала пароходом, который переправлял бывших военнопленных в Одессу, а потом поездом, который переправлял на Урал бывших военнопленных. На Урале его арестовали, он сидел в лагере до 1953-го, потом еще год или два был на поселении. Мама увидела первый раз своего отца, когда ей было 14 лет. Я помню своего деда, он тогда был уже стариком. Дедушка работал журналистом в «Вечерней Москве».
Мой дед по отцовской линии, Сергей Георгиевич Гребенщиков, тоже воевал, был ранен. Имел медаль «За отвагу». У него тоже была история с Особым отделом: ранение в руку, ему пришлось доказывать, что это не самострел. Но на прикладе автомата нашли скол от пули, и его оправдали. После войны он работал геологом. Как видите, никаких актеров до родителей в нашем роду не было...
Учился я в самой обычной школе в трех минутах от дома. Жили мы на «Щукинской». Сейчас это престижный район, а тогда была окраина с весьма специфическими нравами. Наши ребята ходили в телогрейках, шапках-«петушках» и делились на группировки по территориальному принципу. В 14 лет я уже четко знал, куда можно пойти вечером без риска быть побитым.
