У нас была двухкомнатная квартира в обычной панельной двенадцатиэтажке. В доме проживало еще несколько актерских семей. Помню Анатолия Ромашина с первой женой и сына Владимира Самойлова — Александра, чуть позже в дом въехала семья Аристарха Ливанова. Видимо, все там получили жилье по линии ВТО.
Школа у меня была самая что ни на есть средняя. Я не принадлежал ни к «ботаникам», ни к хулиганам. Обычный среднестатистический ученик. Одно время пытался заниматься футболом в ЦСКА, но мне это быстро надоело. Еще ходил на плавание. В детстве любил рисовать на полях тетрадок, как все мальчишки, танки, самолеты. Мама считала, что у меня есть какие-то способности, и записала в изостудию при Доме пионеров. А ни в какие театральные студии я не ходил. Мне вообще не нравилось выступать. Для меня было мучением выйти на уроке к доске и прочитать стихотворение. У нас в школе ставили какие-то спектакли, но мне никогда не хотелось в них участвовать. Однажды, помню, поручили сыграть Зеркало в «Сказке о мертвой царевне». Я стоял, держа перед лицом разделочную доску, обмотанную фольгой, и бубнил: «Ты, царица, всех милее, всех румяней и белее...» И был вполне доволен, что не видно моего лица.
Родители, наоборот, мечтали об актерской профессии. Мама всегда хотела стать актрисой и окончила Щепкинское училище. Папа до Школы-студии в юности ходил в театральную студию, где кроме него занимались Леонид Неведомский и Альберт Филозов.
Когда отец начал много сниматься в кино, мы не стали жить богаче. Гонорары в советское время были другими и запросы не такими, как сейчас. Он ездил на общественном транспорте. В нашем доме машин практически ни у кого не было. По-моему, во дворе стоял только «Запорожец» актера Владимира Анисько, и все. Отпуск родители проводили в домах отдыха ВТО, куда брали и меня. Мы отдыхали в Рузе, Мисхоре, Плесе. Иногда я ездил с мамой и папой на гастроли. Они тогда были длинными — два летних месяца. Побывал в Казани, Харькове, Минске, Уфе. Пару раз ездил в пионерский лагерь, два лета провел у бабушки в Свердловске.
Да, забыл. У меня еще было одно увлечение. Я читал все подряд. Как-то слонялся по дому и ныл:
— Что почитать, что почитать?
Мама посоветовала:
— Возьми «Графа Монте-Кристо».
Я увлекся ужасно, дочитал книгу до конца и думаю, мол, как-то странно все оборвалось буквально на середине. Это было лет в тринадцать. А в восемнадцать я вдруг обнаружил на полке второй том «Монте-Кристо»...
— Вы с кем-то советовались, когда решили выбрать профессию?
— Когда мне было 15 лет, отца не стало, он трагически погиб. На мамины плечи обрушились все проблемы и тяготы жизни. Хорошо, что ей помогали верные друзья. Маме не хотелось, чтобы я был актером, она считала эту профессию очень зависимой от случайностей, от везения, от режиссеров. Она полагала, что лучше иметь в руках какую-то техническую специальность, которая кормила бы всю жизнь. Мне нравилась профессия театрального художника, а именно — рассматривать макеты: маленькую мебель, крохотные стульчики. Что для этого надо знать сопромат, черчение и так далее, меня особо не волновало. Я поступал после восьмого класса в театрально-художественное техническое училище. Но не поступил, потому что сдал рисунок на тройку.
Все-таки мама настояла на своем, и я после школы отправился поступать на постановочный факультет Школы-студии МХАТ. Там готовили художников-технологов сцены. У нас учились и «чистые» художники — сценографы, но их было очень мало. В отличие от нас они прекрасно рисовали. Для художников-технологов требования к живописи и рисунку были попроще. Помню, как на вступительном экзамене по живописи подошел сын одного из ведущих мхатовских актеров: «Слышь, Кирюха, а что надо рисовать сначала? Фон?» И я понял, что по сравнению с ним я — просто Репин! На простой натюрморт меня поднатаскали. Самое интересное, что мы оба поступили.
