Зинаида обладала разными артистическими талантами, была прекрасно образованна. Сама писала музыку, участвовала в любительских спектаклях, много читала. Ее «полным и звучным контральто и одушевленною игрою» восхищались многие. Сам Россини сожалел, что она не может быть певицей и выступать на сцене. Дело в том, что дамы большого света не могли, как бы ни были талантливы, и мечтать о такой карьере. Хотя великими певицами и актрисами и восхищались, все-таки женитьба на них для человека с положением была невозможна. А если высокопоставленный человек делал такой даме «предложение» поступить на содержание, то не принято было отказывать. Так что Волконская пела для своих гостей. А еще собирала произведения искусства, привозила из-за границы целые коллекции, а потом расставляла их в галерее. В те годы почти во всех богатых домах были такие «домашние музеи» — помещения, где гости могли осмотреть картины хозяина. Ну а в доме Волконской был действительно музей: картины, статуи, фрески. Была так называемая греческая комната...
Побывал у Зинаиды Волконской и Пушкин. Как он мог не влюбиться, не восхищаться такой женщиной! Ей поэт посвятил такие строки:
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется и пылает гений.
Тогда Пушкин был уже сложившимся поэтом. В отличие от Голицыной, здесь, у Волконской, его приняли с большим уважением, как знаменитость. Хозяйка дома заранее боготворила Пушкина, знала его стихи. «Какая мать зачала человека, гений которого весь — сила, весь — изящество, весь — непринужденность, который сам, то дикарь, то европеец, то Шекспир и Байрон, то Ариосто, то Анакреон, но всегда остается русским», — писала она в октябре 1826 года. Она одна из первых исполняла романсы на его стихи. Однажды в качестве сюрприза в присутствии поэта исполнила песню на стихи «Погасло дневное светило...». Пушкин был в восторге. И это притом, что по-русски Волконская изъяснялась не очень хорошо, что тогда было нормой для дворянок. Помните, у Тургенева в «Первой любви»: «Написать записку по-французски казалось ей неуместным, а в русской орфографии сама матушка не была сильна — и знала это — и не хотела компрометироваться. Она обрадовалась моему приходу и тотчас приказала мне сходить к княгине и на словах объяснить ей, что матушка, мол, моя всегда готова оказать ее сиятельству, по мере сил, услугу и просит ее пожаловать к ней часу в первом».
