А уж о верности маленькой Марии-Терезе и речи не шло. Она наскучила, и любимая малышка Майя не стала для отца причиной оставаться рядом. Пикассо полагал, что достаточно благороден, поскольку обеспечивал бывшую любовницу и ребенка. Мария-Тереза смирилась, как всегда, ведь решения Пабло были для нее законом. Она была готова на все, чтобы оставаться неподалеку, не в силах окончательно похоронить надежду однажды стать его женой. Этого, конечно, не случится. Во Вторую мировую Пикассо уедет в Швейцарию, а Марию-Терезу с дочкой оккупанты выгонят из его дома. После войны художник будет высылать ей деньги на дочь, но не более. Никаких встреч, никакого общения. Для нее же он так и останется жизнью. Без него ничего не имело смысла. Мария-Тереза будет тихо любить Пабло издали. После его смерти кое-как продержится всего четыре года — и повесится в гараже.
Впрочем, пока им обоим было отпущено еще немало лет — а для Пикассо и немало женщин. В 1936 году он помахал ручкой бывшей возлюбленной и годовалой дочери и отправился в новый любовный вираж. Бедняжка Мария-Тереза пришла однажды в мастерскую и застала Пабло с другой. Да не просто с другой — мало ли их было за эти годы, а с любимой. В кои-то веки Мария-Тереза вышла из себя и подралась с новой пассией Пикассо — к его огромному удовольствию. Наконец-то жизнь снова била ключом! После размеренной тоски с Ольгой и наскучившей игры со щеночком Марией-Терезой ему снова захотелось страстей. Их сполна обеспечила коррида с богемной красоткой Дорой Маар. Чего стоили обстоятельства их знакомства! В тот вечер в кафе «Две кубышки» Дора предавалась излюбленной забаве — играла в «распальцовку с ножом», быстро стуча острием между пальцами. Обычно ей это удавалось виртуозно, но тут она не рассчитала и поранила руку. Кровь проступила в разрезе черной перчатки, вышитой розами. Эта картина совершенно заворожила Пабло: черное, розовое, красное, мелькание ножа, кровь, азартная женщина-риск... Вот это по нему! Он попросил у нее перчатку, Дора отдала — Пикассо поцеловал пропитанную кровью ткань и сохранил до конца жизни как маленькую реликвию. Они говорили на испанском — и любовь их была страстной и бурной по-испански. А еще Дора, пожалуй, была самым понимающим собеседником — она лучше всех чувствовала нерв его творческих поисков. И возлюбленный запечатлевал ее то в образе птицы, то цветка, то нимфы.
Какое-то время Пабло жил на два дома — и с Марией-Терезой, и с Дорой. Пока не сделал выбор. На его картинах Маар всегда печальна или плачет. Хотел ли он запечатлеть ее такой или именно такой видел? А может, такой она стала с ним? Между тем Дора вовсе не была просто богемной дамочкой без собственной истории и судьбы. Генриетта Маркович (настоящее имя аргентинки хорватского происхождения. — Прим. ред.) была талантливым фотографом, снимала как глянцевые сессии, так и хронику гражданской войны в Испании. Дора вдохновила Пикассо на попытки соединять живопись с фотографией. Кроме того, она оставила потомкам множество фото возлюбленного. Среди них — этапы его работы над легендарной «Герникой», к которой художник приступил в 1937 году, узнав о бомбежке маленького испанского города.
Однажды на берегу Пабло нашел череп быка. Приложил к лицу как маску и громко замычал. Дора воскликнула: «Минотавр!» Она не подозревала, что близка к истине. Если до того Пикассо был одержим корридой, быками и матадорами, то теперь все сошлось идеально — Минотавр с той минуты совершенно завладел его воображением. Потому что Пикассо и был Минотавром. Теперь то и дело художник будет рисовать минотавров, собирать их маски, фотографироваться в этом образе и так называть себя... На полотне «Герника» тоже есть Минотавр. Нацисту, в начале оккупации Парижа проводившему обыск в доме Пикассо и спросившему об этой картине:
