— Работа режиссера драматического театра и оперного похожа?
— Да, но механизмы отличаются. Драматические режиссеры учатся вместе с артистами драмы и разговаривают с ними на одном языке. Наши же артисты учатся в консерваториях и не владеют той школой, которую преподают в театральных институтах. Когда режиссер драмы сталкивается с прихожанином другого «храма искусства», тот его обманывает в одну секунду.
Начинается все как в драматическом театре — с так называемого застольного периода, когда все сидят и разбирают материал. Певцы кивают режиссеру, дескать, все понимаем, а потом выходят на сцену, складывают ручки на груди и дуют в свою дуду. Режиссер в шоке: «Я же им все объяснил! Они кивали, а теперь ничего не могут сделать!» Дело, однако, не в певцах, а в том, что он не готов к работе с ними. Музыкальных режиссеров затачивают на работу с такими артистами.
— Сейчас только ленивый режиссер не берется за оперу. Почему?
— Начнем с того, что в опере другой уровень гонораров и престижа. Международный, если можно так сказать. В обычном театре существует языковой барьер, а здесь его нет. Но многие режиссеры терпят крах, потому что просто решить «А поставлю-ка я оперу!» нельзя. Каждый клавир должен быть выучен.
Возьмем Чайковского. Все его великие произведения — исповедальные. Петр Ильич не из головы их придумывал. Недаром партитуры залиты слезами, кофе, засыпаны пеплом от папирос. Творческий процесс был мучительным. Без этих мук и в театре невозможно.
Конечно, бывают приятные исключения из правил, когда постановкой оперы занимаются люди, которые любят этот вид искусства, интересуются им и сами являются музыкантами. Но вообще, без любви и школы заходить на эту территорию не стоит. Хотя дилетант может выплыть за счет талантливой работы художника и интересного дизайна.
— Дирижер может помочь режиссеру сделать спектакль?
— Очень редко. Многие слышат его по-своему и всячески сопротивляются режиссеру, не понимая, что происходит на сцене. Как часто мы наблюдаем дирижера, уткнувшегося в партитуру и не поднимающего глаз! Артисты на сцене поют свои партии наизусть, да еще на чужом языке и в сложнейших мизансценах, а он смотрит только в ноты. Это ужасно.
— Вы мало ставили в России, в основном — за границей. Почему?
— Так получилось, что когда очень хотел ставить в России, никто не приглашал. Сейчас даже если бы кто-то пригласил, сам не захотел бы. В родном «Геликоне» моя Россия.
За границей, вы правы, поставил больше семидесяти спектаклей. Работал с замечательными артистами, дирижерами, многому научился и привнес эти знания в «Геликон» — менеджмент, сценические технологии. Когда мы строили театр, очень пригодился опыт, приобретенный за рубежом. С технической и управленческой точки зрения это была замечательная школа. Я взял все самое лучшее от всех театральных систем.
— Но за рубежом работают по другой методике, нежели у нас. Собирают интернациональную «бригаду» звезд, быстренько ставят спектакль и разбегаются!
— Знаете, у нас в театре недавно был Даниэль Баренбойм, руководитель Берлинской оперы и один из столпов современного оперного искусства. Мы с ним беседовали на самые разные темы, и маэстро вдруг сказал: «Я уверен, что будущее оперных театров за постоянными труппами. Потому что в ином случае опера превращается исключительно в бизнес и не развивается».
