— Как я понимаю, детство у вас было счастливым?
— О да, первые воспоминания о нем, как, впрочем, и вторые, и третьи — музыкальные: папа играет, а мама поет «Славное море — священный Байкал...» Их дуэт был потрясающим. В музыкалке я осваивала фортепиано, а папа научил играть еще и на баяне. Лет в семь выходила с его огромным инструментом во двор, где была сцена-ракушка, играла и пела. Люди шли мимо в магазин за хлебом, садились на скамейки и слушали, как маленькая девочка исполняет озорные частушки:
Все бы пела, все бы пела, все бы веселилася!
Все бы замуж выходила, все бы раз-во-ди-ла-ся...
Прохожие смеялись, хлопали. Это были мои первые зрители.
Журналисты часто спрашивают, почему я Хохлова — с ударением на первый слог. Да потому что местность (откуда папины корни) называется Хохла и река — Хохла.
И вот я, Оля Хохлова, представляла себя артисткой!
— Воспитывали вас родители строго?
— Как и всех советских детей — по законам совести: не обижай слабого, уважай старших, береги чужой труд, сам погибай, а товарища выручай. При этом во всем меня поддерживали. Хотя некоторые идеи дочери, возможно, и казались им безумствами. Например решение после окончания школы отправиться в Москву — поступать в театральный институт. Сами подумайте: где Ангарск, а где столица! Пятьдесят семь рублей стоил билет на самолет только в одну сторону, учитывая, что средняя зарплата в СССР составляла сто двадцать рублей. Но родители дают мне деньги, лечу в Москву. И... проваливаюсь. Вернулась в Ангарск, рыдала, а мама с папой обнимали, говорили: «Ничего страшного, поступишь через год, иногда даже полезно взять паузу». Их уверенность придала сил, подумала, что не отступлю, еще лучше подготовлюсь и на следующий год отправлюсь в Москву снова. А пока устроилась на завод электромонтажницей, позже перевели лудильщицей на пайку-сварку. Летом снова полетела поступать, на сей раз с подружкой.
Жизнь в столице оказалась дорогой — выделенные родителями деньги сразу растаяли. Пять дней жили на вокзале. Там и умывались, и зубы чистили. Но не помню, чтобы это воспринималось как трудность, все было в радость. Мама с папой выслали почтой еще двадцать рублей. Я отчиталась письмом, мама его сохранила: «Это только звучит страшно «вокзал», а на самом деле даже интересно. С сегодняшнего дня живем в гостинице «Заря» для колхозников. Девяносто копеек в сутки... завтра прослушивание. В Москве пока нигде не были, только три раза в театр сходили». Где логика? «Нигде не были» — только в театре три раза! Так мило. Грезы исключительно об актерстве. Сейчас себе тогдашней можно даже позавидовать немного — такие вера, надежда, стремление к цели...
Конкурс составлял примерно шестьсот человек на место. В «Щепку» не приняли — сказали: «Надо исправлять говор». В «Щуке» к Юрию Васильевичу Катину-Ярцеву два тура прошла — на третьем срезалась. Во МХАТе на консультации старшекурсник подошел и наговорил гадостей: мол, девочка, у тебя «глаза подзакат» (так и сказал!), взгляд странный, репертуар неправильный... Во ВГИКе — к Евгению Семеновичу Матвееву — все туры прошла. Но высокая конкуренция и тут не позволила стать студенткой, девочек пропустили двенадцать, а взять могли только шестерых, остальным отказали, в их числе оказалась и я.