Спасение пришло в лице директора театра Леонида Николаевича Нарицына. Смотрю — он шу-шу-шу на ухо Гоге, так за глаза называли Товстоногова. «Ну, звоните выясняйте, почему она уходит из Щукинского и хочет ко мне в студию», — грохочет главный режиссер БДТ. В итоге принял меня к себе сразу на четвертый курс. Товстоногов возглавлял тогда и кафедру режиссуры в ЛГИТМиКе. Набрав оттуда преподавателей, основал студию с расчетом готовить актеров для своего театра. Так я переехала в Ленинград.
— И каким показался город, в котором вы до сих пор живете?
— Ужасно не понравился. Приехала на поезде ранним августовским утром. Изморозь, все серо вокруг. Город какой-то низенький... А это что? Неужели знаменитый Невский? Я представляла его совсем иначе. Обшарпанные, какие-то вылинявшие дома, их следует долго рассматривать, чтобы понять — красиво! И никто не знает, где БДТ. Один прохожий показывает налево, другой — направо. Третий вообще не понимает, о чем речь. И все с мрачными лицами, плохо одеты в отличие от москвичей. Во всяком случае, первое впечатление было таким. «Как же мне жить здесь?» — думала с тоской.
— Тем не менее остались.
— Осталась. Окончила студию в полной убежденности, что Товстоногов оставит в театре, иначе не было смысла брать на последний курс. После выпуска он собрал студентов, долго говорил о каждом. Минут десять рассказывал, какой я гений. Эмоциональная, тонкая, умная... А дальше — эти слова помню наизусть: «Наряду с этим полное непонимание, что такое театр и что это труд коллективный, полная безответственность. Анархический характер не позволит Эре стать хорошей актрисой».
— Как пережили подобный крах надежд?
— Год учебы в БДТ дал много больше того, чему меня научили в казанской студии, в «Щуке». Именно там я прошла хорошую школу жизни, поняла, как надо себя вести в коллективе. Застала время, когда в БДТ служили Копелян, Луспекаев, Лавров, Юрский, Стржельчик. После нашего дипломного спектакля все они, взявшись за руки, танцевали вокруг меня! И вдруг такие ужасные слова Товстоногова о «свободолюбивом анархическом характере Зиганшиной». Он так и не взял меня в театр. Ждала, что одумается, но нет!
Времени для страданий и размышлений — ах, как жить дальше? — не было. Пригласили на роль Люси в «Трехгрошовую оперу», которую поставил в «Ленкоме» новый главный режиссер Меер Абрамович Гершт. Увидел меня в дипломном спектакле БДТ.
Года через три-четыре роли в театре уже выбирала я. Никогда не стояла с нервной дрожью у стенда, на котором вывешиваются списки актеров с распределением ролей. Моя фамилия была всегда.
А с Товстоноговым одно время даже не здоровалась. Повторюсь, у меня был ненужный для актрисы характер.
— Поясните, Эра Гарафовна, что означает «был»? Разве характер меняется?
— Считаю, с ним рождаются. Другое дело, что обстоятельства придают ему выпуклость. Мягкость, терпимость. По молодости характер был совершенно непредсказуемым. Никто не знал, как на что отреагирую. Более того — сама не знала. Накатывали приступы ярости, а за ними летели неаккуратные слова, которые походили на оскорбления. Иди потом объясняйся!
Однажды кто-то из девчонок в «Ленкоме» нашептал, что по театру бродят слухи: я — любовница одного из режиссеров. Поинтересовалась:
— Кто сказал?
— Не помню.
Я затолкала несчастную в гримерку:
— Пока не скажешь имя сплетника, не выйдешь.
Назвала. И я по цепочке добралась до первоисточника. Оказалось, гнусности распускает болтушка много старше меня.
Говорю ей: «Если у вас ко мне вопросы, подойдите и спросите. Я отвечу». И понеслось — Зиганшина с характером! Понимаю, что сплетни — часть жизни, но мириться с ними не могу.
Еще случай... Я училась в студии БДТ. И на репетиции пьесы «Дети Ванюшина» в ответ на окрик Рубена Агамирзяна тихо прошипела: «На меня нельзя кричать». Со стороны прозвучало чуть ли не как угроза. Девчонка с каменным лицом ставит на место режиссера! «Ну и характер», — решили все. А причина не в характере. Когда со мной общаются на повышенных тонах, я просто впадаю в ступор. Вышла из репетиционного зала, на людях же плакать неприлично. Иду по коридору, а навстречу как на беду — Товстоногов.
— Что случилось?
— Ничего.
— Давай рассказывай.
— Не умею работать, когда на меня орут.
Он взял за руку, привел на сцену и при студентах говорит Рубену Сергеевичу: «Не надо на нее кричать».
Представляете, что обо мне подумали? Решили, что я побежала жаловаться самому Гоге!
Еще про характер... В юности я была чрезмерно категорична. К примеру, замечала, что талантливый актер мало играет, годами ждет заветной роли. Меня это возмущало: «Надо уйти! Искать свое место!»
