Возле нашей группы топтался пожилой нищий, совсем пьяный. Миша достал из бумажника пятьдесят тысяч — самую крупную по тем временам купюру. Сунул ему: «На. Ну все. Иди, иди». Без брезгливости, а я бы даже сказал — с этакой суровой жалостью. Но нищий не уходит, не в силах поверить своему счастью. Совершенно потрясенный, вглядывается в лицо своего благодетеля и... узнает. Падает перед Задорновым на колени и кричит: «Спаситель! Артист знаменитый!»
И его крик, и слова совсем неуместны, да и называть писателя «артистом» довольно оскорбительно, но нищий не унимается, пытается поймать Мишину руку, чтобы поцеловать. Тот ее отдергивает, краснеет, злится. Еще и потому, что я, понятное дело, хохочу, закрыв лицо руками. Сатирик из телевизора спокойно дал бы поцеловать себе руку, осенил бы нищего крестным знамением, и картина «Явление Задорнова народу» была бы закончена. Но Мишке не хватило цинизма довести ситуацию до такого абсурда.
— В Латвии вы пересекались по-прежнему?
— У меня в Риге не осталось родственников, и я бывал там нечасто. А Миша жил месяцами. Стремясь поддержать русскоязычное население, он открыл в Риге русскую библиотеку. Задорнов вообще очень уважительно относился к языку, профинансировал возведение трех памятников Арине Родионовне: в Калужской, Нижегородской и Ленинградской областях. Говорил, что няня Пушкина сыграла важнейшую роль в возвращении исконно русского языка и достойна быть увековеченной.
При этом Задорнов очень смешно подталкивал молодежь к чтению. Подходил в библиотеке к какому-нибудь юноше из числа посетителей: «Возьми «Горе от ума»! При следующей встрече перескажешь содержание, а я заплачу тебе пятьдесят долларов». Зная Мишу, уверен: если за обещанной суммой возвращались, он ее выдавал. Щедрым был человеком.
Время от времени Задорнов приглашал выступить в библиотеке известных писателей и артистов. Несколько раз приезжал и я. Но однажды прикинул: билеты стоили символические деньги и сборы такие встречи приносили небольшие. А мне оплачивали и дорогу в СВ, и проживание. Я понял, что Мишка рассчитывается с выступающими из собственного кармана. Брать деньги у друга показалось неудобным, и я перестал приезжать в Ригу с выступлениями, бывал только как турист.
Останавливался в гостинице — не хотелось стеснять Мишу, хотя у него большой, с несколькими спальнями, дом в Юрмале по соседству с особняком Лаймы Вайкуле. Но Миша обустроился там не из пафосных, а из ностальгических чувств: в нашем советском детстве в этом районе располагались дачи его отца и тестя, отца Велты — председателя президиума Верховного Совета Латвийской ССР Яна Эдуардовича Калнберзина.
