А Годунов к американскому дебюту подготовился плохо — и психологически, и физически. Много пил, поскольку так и не смог прийти в себя после побега. Хотя этот поступок не был спонтанным, Саша долго шел к нему. За шесть лет до того как он попросил политического убежища в США, Большой ездил в Штаты на гастроли, и в Лос-Анджелесе организаторы устроили прием в честь нашей труппы и ее главной примы Майи Плисецкой. Народ радовался жизни, общался, а Саша находился в каком-то странном, болезненном возбуждении. Много выпил и под занавес вечеринки как был, одетым, нырнул в бассейн. Когда его с трудом выловили, выяснилось, что он повредил руку. В отель все возвращались в отличном настроении. И только Годунов отчаянно рыдал, положив голову на плечо балерины Нины Сорокиной. Нина была сильно расстроена. «Произойдет нечто страшное!» — предрекала она...
На вылете в аэропорту действительно казалось, что Саша на грани. Шел снег, а он приехал без пальто, в распахнутом джинсовом пиджаке. Плисецкая попробовала пиджак застегнуть, волнуясь, что простудится. Его передернуло, будто хотел сказать: «Мне уже все равно — заболею или нет...» Майя это поняла и тихо попросила: «Если задумали остаться, не делайте это на моих гастролях». И Годунов побрел к самолету.
Терзания Саши не прошли незамеченными для людей из органов. После той поездки его не выпускали за границу несколько лет. Годунова включали в списки выезжающих, он готовился, собирал чемоданы, но в последний момент получал известие, что не дали визу. От этого и пил — чем дальше, тем больше. Наконец его выпустили в Париж. Только потому, что танцевал главную партию в балете «Любовью за любовь» бессменного главы Союза композиторов СССР Тихона Хренникова. Из Франции Годунов вернулся, а уже со следующих гастролей в США — нет...
Он надеялся, что на Западе все получится. Но американский дебют станцевал неудачно, получил плохие отзывы, запаниковал. Вместо того чтобы успокоиться, доказать, что провал был случайностью, и утвердиться в США, рванул в Париж, где вновь неудача. И все: за Годуновым закрепилась репутация слабого танцовщика. Когда вернулся в Америку, Барышников взял его к себе в труппу, но через год уволил: Саша сильно пил. Он сознательно убивал себя при помощи алкоголя, а потом и наркотиков. Главным образом потому, что лишился той, кого любил больше жизни.
Свою жену Милу Власову Саша боготворил. Однажды летели вместе с гастролей, и он весь полет пребывал в радостном возбуждении: «Скоро увижу Милу!» Буквально не мог усидеть на месте! До сих пор помню, как Годунов бросился к ней в аэропорту, обнял. Они стояли так долго-долго, и никакая сила не могла их разъединить...
В Москве Саша мучился: его колоссальный талант, силища не были востребованы и на десятую часть. А в Америке он безумно страдал, потому что жена отказалась просить политического убежища, вернулась в СССР (история о том, как американские спецслужбы три дня продержали ее в самолете, уговаривая воссоединиться с мужем, широко известна). Кстати, после Милиного возвращения у нее на руке появился бриллиантовый браслет: говорили, так органы отблагодарили балерину за «правильный» выбор. Не знаю... Но то, что следующие несколько лет Власова тратила на телефонные разговоры с мужем огромные суммы, это точно.
