До прочтения сценария я был уверен, что Казанский приготовил для меня небольшую роль, и вдруг — главная! Сложный, драматический образ. Когда начали работать над картиной, поинтересовался у Геннадия Сергеевича, почему выбор пал на меня. Он ответил: «А я был свидетелем ваших проб у Эрмлера. Для роли Северцева мне как раз и нужен был такой актер — непосредственный и не испорченный кинематографом».
Возвращаясь со съемок, которые чаще всего проходили в Москве и Ленинграде, отец обязательно привозил гостинцы: конфеты, сгущенку, диковинные фрукты. И непременно — персональный подарок для меня: брючный ремень, кожаные перчатки, красивый шарф. Я складывал их в заветную коробку и никогда не носил. Берег. Если командировка затягивалась, очень скучал по отцу — доставал его подарки, подолгу рассматривал, гладил...
Папа по нам тоже тосковал, но пойти к директору картины и попросить место в гостинице, чтобы жена и сын, приехав повидаться, смогли там остановиться, — такого Владимир Самойлов никогда бы себе не позволил. Да и мама, на которой держалась половина репертуара Горьковской драмы, не имела возможности надолго отлучаться. Впрочем, однажды в киноэкспедицию к отцу мы все же поехали.
Группа фильма «Свадьба в Малиновке» квартировала в городке Лубны недалеко от Полтавы. Актеры жили в мазанках. Самую большую сразу по приезде облюбовали для себя Самойлов, Абрикосов, Сличенко и Пуговкин. Поскольку Михаил Иванович был единственным непьющим в этой компании (угораздило же в очередной раз завязать прямо накануне съемок!), то вскоре к актерам подселился второй режиссер, абсолютный трезвенник. Для контроля над ситуацией.
Только ничего у него не вышло: каждый вечер к обитателям большой хаты присоединялись дядя Леша Смирнов с дядей Мишей Водяным — и начинался процесс расслабления. Грустный Пуговкин молча взирал на коллег из своего угла, а второй режиссер бегал вокруг стола и умолял: «Уже достаточно! Расходитесь! Завтра съемки!» В конце концов, расписавшись в своем бессилии, позвонил маме: «Надежда Федоровна, нужно спасать картину! У вас сейчас отпуск в театре — пожалуйста, приезжайте!»
Через пару дней мы с мамой были на месте. Им с отцом отгородили занавеской угол, где стояла кровать, а я устроился рядом на топчанчике. Вечерним пьянкам-гулянкам положили конец, но каждое утро Самойлов и компания возвращались с зарядки и водных процедур (умывальник по деревенской традиции висел во дворе) изрядно навеселе. Ни мама, ни второй режиссер не могли взять в толк: где же они заправляются, если до ближайшего магазина несколько верст? Первым великую тайну открыл я — подсмотрел в щелочку, как папа с друзьями, выйдя в сени, по очереди шмыгают в небольшой закуток к большой кадке, накрытой тяжелой деревянной крышкой.
