Но мой мудрый папа сразу сказал: «Можешь не ждать. Он не придет!»
Родители, конечно, были в шоке от происходящего, но что поделаешь? Как родной дочке не помочь?
Мы жили в квартире, которую только что получил отец. Все еще было не обустроено. Кроватку, коляску ребенку я покупала сама. Петя не звонил, не приезжал. Зато нас навестили его сестры и Агафья, выразив желание поглядеть на Олю. Петина мама не удержалась от шпильки в мой адрес: «Знаешь, с Петей и Андрюшей в купе ехала женщина. Она за ними так ухаживала, так заботилась, чай подавала. Не такая, как ты!» На что я гордо ответила: «Тапочки я никому подавать не буду! Подавайте их лучше мне!» И тут меня озарило: эта незнакомая заботливая женщина в купе — и есть разлучница!
После слов Агафьи у меня в голове, как пазл, события последнего времени и сложились. Я вспомнила, как старалась выполнить просьбу Пети, ковыляла с огромным животом до телефона в коридоре, обзванивала знакомых, чтобы достать ему билеты. И только теперь сообразила: «Андрюше ведь нужен был детский билет! Зачем же он просил купить взрослый? Значит, билет был для этой женщины!»
Тут же все встало на свои места.
В театре я и виду не подавала, что переживаю, плачу ночами в подушку. Никто не мог понять, что с Петром Ивановичем происходит. Все было так хорошо, и вдруг... А когда узнали о нашей истории, даже пытались нас помирить. Многие артисты мне сочувствовали и были на моей стороне...
У меня же не укладывалось в голове: как же так, у тебя родилась долгожданная дочка, и вдруг она становится тебе не нужна!
Я даже представить не могла, что Петя так поступит со мной! Ведь ему на момент рождения нашей дочки исполнилось 47 лет. Не мальчик уже. Я ждала от него серьезных поступков, а он повел себя легкомысленно.
Конечно, я надеялась, что все у нас наладится. И даже давала ему возможность исправиться, все вернуть, но Петя этого сделать не захотел. Или не мог...
Прошло недели 2—3, и он заехал после репетиции посмотреть на дочку. Тогда телефонов не было, приехал без предупреждения. Помню, как моя мама, желая сделать ему приятное, сказала: «Петр Иванович, посмотрите, дочка-то — вылитая вы!»
Он взглянул на спящую Олю и ответил: «Да вроде нет...» Я обиделась: «Да она на твою маму Агафью похожа!» Петя только плечами пожал.
Это теперь, глядя на Олю, каждый скажет, что она — копия отца, а тогда это трудно было увидеть.
Спустя какое-то время мы вместе поехали регистрировать дочь в загсе. Мне выдали свидетельство, где было написано: «Ольга Петровна Щербакова». Петр Иванович дал мне денег на первое время, но больше повидать Олю не приезжал. Наверное, он боялся к дочке привязаться, как мог пытался защититься от проблем...
Как мы ее записали, так он и исчез. Никаких разговоров, типа «а как ты будешь одна?» или «возвращайся с дочкой домой», даже не заводилось.
