Ведь на заводе вы получаете 110 рублей, а у нас зарплата — 45». «Я очень люблю театр», — ответила я ему. И меня, 23-летнюю девушку, приняли старшим билетером.
«Современнику» уже исполнилось 10 лет, это был самый его расцвет. Вся Москва ломилась к нам на спектакли. Я была безумно счастлива. Вокруг молодые основатели театра, корифеи — талантливые, амбициозные, полные идей.
Да и девочки-билетерши у нас были непростые, умные, образованные: кто-то заканчивал Бауманский, кто-то — Институт культуры. Мы не пропускали ни одного спектакля, стояли в темном зале и, затаив дыхание, не спускали глаз с Евгения Евстигнеева, Олега Табакова, Олега Ефремова, Петра Щербакова...
Я до сих пор до мельчайших деталей помню мизансцены тех легендарных спектаклей.
Конечно, я училась, глядя на игру гениальных актеров, и не теряла надежды поступить в театральный. Людмила Иванова поддерживала меня и продолжала со мной заниматься.
Почему-то у меня никогда среди артистов не было кумиров, я не коллекционировала их фотографии, не брала автографы. Но вот перед талантом Ефремова всегда преклонялась. Помню, начался спектакль «Баллада о невеселом кабачке». А надо сказать, пьесу американского драматурга Олби не все понимали, многие даже уходили со спектакля. И мы, билетеры, беседовали со зрителями, пытаясь объяснить им замысел режиссера.
Как-то я дежурила в фойе у двери.
Вдруг бежит Ефремов:
— Галь, как идет спектакль?
— Да вроде хорошо.
— Ну-ка подержи сигарету. Пойду в зал посмотрю.
И сует мне в руку зажженную сигарету. Я стою и держу ее, как священный факел с олимпийским огнем! Показывается Ефремов и глубокомысленно изрекает: «Понимаешь, Галя, этот спектакль поймут лет через 10. Ничего... подождем!»
Конечно, на нас, билетерш, артисты обращали внимание. Почему нет? Мы — симпатичные молодые девчонки. При встрече нам улыбались, говорили комплименты, шутили, даже флиртовали.
Дни рождения тогда справляли всем коллективом, так было принято в «Современнике». Я в свой день рождения обязательно накрывала стол. С тех пор по традиции (вот уже 47-й год) продолжаю отмечать его в театре. Почему-то мне кажется, что если я пропущу хоть один раз, то непременно произойдет что-то плохое...
Как-то на мой день рождения заглянул Петр Иванович Щербаков. Подарил одну розочку, выпил шампанского и ушел на репетицию. Ничего особенного в этом не было, ко мне многие артисты заходили поздравить.
Мы встречались с ним в коридоре, здоровались, он всегда очень почтительно раскланивался. Иногда мы шутили, болтали ни о чем. Было такое впечатление, что он оказывает мне какие-то знаки внимания.
Помню, однажды Щербаков попытался шутливо меня приобнять, но я тут же сбросила его руку с плеча.
— Ой, какая ты неприступная! Ну, понятно, я же для тебя старый...
Конечно, старый! Ему было тогда 37 лет. Сейчас скажут — мальчик. Он был старше меня, страшно сказать, на 14 лет, и мне казалось — между нами пропасть! «Господи! — подумала я тогда. — И чего он ко мне прицепился?»
Да и потом, обнимать себя я не позволяла никому. И не из-за того, что была такая неприступная, просто видела мужчин насквозь и чувствовала, когда они искренни со мной, а когда нет. Я ждала принца на белом коне и на меньшее не согласилась бы. Наверное, была очень наивная и старомодная...
