не возникало. Естественно, все бросились Ире помогать. Можно сказать, семья объединилась вокруг Вовы. Каждый из нас, где бы ни оказался, искал для нашего мальчика врачей, лекарства. Мы были обязаны спасти его и делали все возможное и невозможное для того времени: лечили в больницах, возили за границу в клиники, искали редких специалистов, которые занимались этой проблемой. Всеми правдами и неправдами за бешеные деньги заказывали новейшие препараты в Америке. Но никакие деньги и лекарства не помогали, улучшения не наступало. Медицина в его случае оказалась бессильна. Но надежда умирает последней… В этот период я переехала в Москву.
Взлет Ириной популярности совпал с моим отъездом. Моя жизнь в 16 лет тоже кардинально изменилась. Я встретилась с Игорем Николаевым и стала Наташей Королевой…
А Ира осталась на Украине. Жизнь там была очень непростая, сложная. Мы на какое-то время с сестрой оказались очень далеко друг от друга. Но все, что касалось Вовы, я никогда не забывала и всегда старалась помочь. Это было святое. Первый вопрос, когда мы перезванивались, был следующий: «Как Вова?»
Слава богу, Ира с Костей имели свою квартиру. У Вовы была няня, к нему приглашались педагоги. Но ему этого не хватало — Вова хотел общения. У него были необыкновенно светлые мозги, и он все понимал. Вова тянулся к детям, ему хотелось быть с ними, как все, бегать и играть.
А он был закрыт в четырех стенах от всего мира! Но мой папа не разрешал отдавать Вову в специализированную школу. Он считал, что внука надо учить дома, хотел видеть, как с ним обращаются учителя.
В самый расцвет Ириной популярности ее с Костей пригласили в Канаду записать альбом. Приехав из разрухи в цивилизованную страну, они решили остаться там ради ребенка — чтобы, получив гражданство, перевезти Вову туда. Для детей с таким заболеванием там созданы все условия: хорошая школа-интернат, прекрасное лечение. Это был последний шанс спасти сына.
Ира с Костей решились на этот шаг, прекрасно понимая, что теряют на родине все: успех, деньги, карьеру. С творчеством было покончено. Но это уже не важно: главное — помочь Вовочке… Они очень страдали в разлуке с ребенком, без конца звонили маме.
Ира плакала и только повторяла: «Потерпи еще немножко. Скоро мы его заберем…»
Мы все жили надеждой, что страна с лучшей медициной поможет нашему больному мальчику. Ему в Канаде сделают операцию, он станет ходить.
Когда Ира с Костей уехали, Вове исполнилось четыре годика. Мама с папой согласились остаться с ним. Поначалу Ира с Костей были невыездные и не могли приехать проведать ребенка. Вова очень скучал по родителям, но мы ему не давали тосковать. У нас очень большая семья: бабушки, тетушки, двоюродные братья. Так что у него не было ощущения, что он одинок, что его бросили, что его не любят. Он был окружен заботой и любовью всей родни. Мама неоднократно привозила Вову в Москву.
Мы его возили к известному доктору в Тулу.
Всю трагедию мы осознали, когда ребенок начал взрослеть. Он по-прежнему не ходил и не мог сидеть, передвигался только в инвалидной коляске. Но мы старались не унывать, поддерживали друг друга: «Ничего. Наш Вовочка обязательно пойдет ножками…»
Все врачи, которые его вели, твердили в одни голос: «Дети с такой тяжелой формой заболевания не переживаюг подросткового периода…» Поверить им — означало опустить руки. А на это мы не имели права, оставалось надеяться только на лучшее. «Ничего! — говорила наша мама. — Медицина не стоит на месте, врачи что-нибудь придумают…»
А жизнь-то продолжается. Мы и только мы несем ответственность за больного ребенка.
