Тогда дедушка восторженно бросился к телефону: «Лиля, по-моему, у Витали есть способности — по нему музыкальная школа плачет!» Так дед Аркадий Давыдович стал моим первым официальным продюсером: он же и письма в «Утреннюю звезду» писал, но ответа, к его огорчению, не приходило.
Зато в музыкальной школе Одессы меня сразу оценили. Попал я к необычному преподавателю — Геннадий Сергеевич был незрячий. Но когда я заиграл на аккордеоне, в глазах учителя появилось такое выражение, будто он тут же прозрел. «С таким талантом рождаются раз в сто лет, у вас ребенок-индиго», — сказал Геннадий Сергеевич моей маме. Учил он меня своеобразно: поскольку не видел нот, просто наигрывал музыкальный отрывок, а я сразу же его повторял, будто пальцы сами знали, на что нажимать.
Другие ученики в соседних кабинетах занимались по нотам, да еще на экзаменах ухитрялись получать тройки… И я уже не сомневался в собственной исключительности.
Мои сверстники увлекались карате, гоняли в футбол, смотрели видеокассеты, которые только что появились. Как Брюс Ли и Ван Дамм, клали на асфальт вазы и разбивали их руками-ногами с криками: «Кий-я!» И тотчас прекращали свои экзерсисы, когда по району Молдаванки шел мальчик совсем из другой оперы… Под шляпой — длинные волосы, из черных туфель торчали белые носочки, которых не скрывали укороченные брюки. На шее — шарф в стразах, на животе блестели сразу несколько поясов. Венчал мой образ китель с бахромой на погонах… — И вас ни разу за всю эту красоту не побили?
— Бывает, человек одет вычурно — и это раздражает.
Я же у всех вызывал любопытство — тем более что Майкл Джексон, которому я подражал, многим нравился. Правда, мальчиков-друзей у меня не было, а вот девочки мной активно интересовались. Хотя мое первое столкновение с противоположным полом было слишком волнительным… Это грустная история…
В 10 лет меня отдали на танцы, когда заметили, что я до двух часов ночи жду хит-парада — и захожусь в «лунной походке» под музыку своего кумира. На занятиях я тоже все быстро схватывал, и вот преподаватели решили, что пора переходить к танцам в паре. Подсунули мне очаровательное создание в яркой юбочке. Едва дотронулся до руки девочки — в горле набух комок, я расплакался и убежал...
Мчался по улице прочь, внутри все клокотало… Новые ощущения, прикосновения… Я категорически не был готов их испытать!
Но любовные волнения потом все-таки настигли меня в школе. Как только за мной начала ухаживать моя первая любовь, я потерял все ориентиры... Вообще женская половина гимназии оказывала мне знаки внимания: кто-то вырезал на партах двойную фамилию «Джексон-Грачев». А однажды прихожу: во всю стену — красное сердце с моим именем в серединке. Правда, и отмывать его директор заставил меня, раз других учеников в этом списке не значилось…
Педагогам вообще было трудно меня понять. Директор издал указ: «Ученики должны ходить в форме!» — я же все равно являлся в «форме» Майкла Джексона.
Замечания сыпались на мою голову по десять раз на дню: «В школе есть правила!» Меня же это еще больше подстегивало к протесту — приходил домой и принимался мастерить вместе с мамой блестящий воротник... Причем она была в курсе, что наше творчество не в фаворе: ее неоднократно вызывали на ковер к директору. Мама меня очень ненавязчиво воспитывала. Если, например, не хотелось идти с утра в школу — разрешала: «Давай сегодня прогуляем». Когда получал тройку по математике — утешала: «Значит, это не твое». Защищала меня перед педсоветом: «Виталик — артист, творческий человек, он так ищет себя…» Тогда мне предлагали «поискать себя в другом месте» — и исключали из заведения…
Потом все же принимали назад, и я какое-то время ходил одетый чуть более традиционно. Но на горло своей песне не наступишь…
Нет, я над ними не издевался — напротив, любил своих учителей! Рвал цветы прямо с клумбы в центре города и дарил классной руководительнице Жанне Михайловне со словами: «Посмотрите, какие у них красивые серединки!»
Такой же подвиг совершал и ради той самой девочки, которая-таки добилась моего внимания. Она передавала мне записочки, с подозрительной регулярностью появлялась в тех местах, где я играл в пинг-понг, возле моей секции по боксу... Словом, где бы я ни был, она оказывалась неподалеку. Я всегда наблюдал за девочкой исподтишка и по капле наполнялся ответным чувством. Моей единственной задачей тогда стало — прийти в школу и просто увидеть ее... А если меня опять выгоняли — я уже страдал, что не смогу этого сделать.
