А потом оно вдруг изменилось и из белоснежного стало лиловым, предгрозовым. Вокруг сверкали молнии, гремел гром. Я не понимал, что происходит, но чувствовал: нет между родителями больше лада. Все чаще у них разражались скандалы, ругань, и все реже чувствовалось то, что их прежде так объединяло: ощущение триумфа и единства…
Конечно, и раньше не все было безоблачно в нашей семье. Случались и споры, и всевозможные препирательства. Очень трудная ситуация: два льва в одной клетке. И тут стало ясно: вдвоем им не существовать…
До поры до времени родители всячески нас с Лизой ограждали от этого конфликта. И мы с сестрой были в неведении. То мать в постоянных командировках, то отец уезжает на съемки на три месяца.
Мы, дети, привыкли к этому, поэтому поначалу и не понимали, что наша семья на грани распада.
Разрыв назревал неторопливо, этапами. Были периоды отчаянной конфронтации, потом наступали периоды примирения. Жизнь стала походить на движение маятника: то они общаются, то не общаются. Поначалу мы с Лизой думали — может, два наших прекрасных родителя ссорятся из-за нас, из-за наших отметок? Да нет, вроде мы стараемся, учимся… А оказывается, причина была в другом, непонятном…
Лиза меньше ощущала и понимала, что происходит в нашей семье. Она младше меня на пять лет. Да и потом у нее в отличие от всей нашей семейки хороший характер. Лиза ко всему всегда относится на удивление ровно, легко и разумно…
Последней каплей, после которой грянула настоящая буря, стало то, что мать в 1977-м встретила Георгия Ивановича Рерберга на картине Игоря Таланкина «Отец Сергий».
У них начался роман. И отец, и мама снимались там в эпизодических ролях, по очереди исполняя родительские обязанности.
Эта встреча, конечно, сыграла свою роковую роль… Но она не была решающей причиной развода. Одно наложилось на другое... Думаю, брак моих родителей просто естественным образом изжил себя. Какое-то время он имел смысл для обоих, а потом постепенно его утратил…
У Георгия Ивановича Рерберга была репутация плейбоя. Рассказывали о его романах с самыми известными красавицами Москвы.
По Рербергу сохла добрая половина «Мосфильма». Чего греха таить, он обладал необъяснимой мужской притягательностью…
Не успела мама вернуться со съемок, как отцу тут же доложили, что у его жены роман с оператором «Мосфильма» — это ведь маленькая коммунальная кухня, на которой перетирались все свежие сплетни. Наверное, поэтому для отца развод с матерью был вдобавок и большим унижением. И начались скандалы уже на эту тему. Отец допрашивал маму, мучил расспросами. Она утверждает, что как-то ответила: «Еще раз спросишь — выйду замуж за Рерберга!», но я полагаю, что это — «остроумие на лестнице»…
Я хорошо помню день, когда все началось. Отец всегда ходил по дому раздетым.
Очень трогательно выглядел в маечке и трусах.. Он всегда этим меня смешил. «Пап, а что ты так ходишь?» — «Я в этом себя свободно чувствую!» И вот, помню, в этом «смешном прикиде» он однажды вошел на кухню. Я у него что-то спросил, в ответ он сердито на меня гаркнул. Что случалось крайне редко. Через какое-то время он вошел в комнату матери, и оттуда раздались крики. Это был скандал. По отрывочным фразам я понял, что отец ругается с матерью по поводу того, что у нее есть кто-то, кого она, возможно, любит. Отец, скандалящий в трусиках и маечке, был, конечно, смешон. Скандалят в смокингах, но никак не в исподнем! И от этого мне стало особенно тревожно…
Отец страшно переживал, очень сильно негодовал на мать. Скандалы все чаще происходили при нас, детях. Они обменивались обидными репликами.
Отец, как правило, занимал позицию тренера в боксе — он защищался и отбивал удары нападающего. Он всегда старался смягчить ситуацию, успокоить маму. Но, бывало, и он свирепел, когда мать сильно задевала его оскорблениями.
Отец стал позволять себе алкогольное расслабление, которое принимало у него формы загула. Это было нарушение семейной жизни, каких-то обязательств, он забывал сделать вещи, которые нужно было непременно сделать, тратились деньги… Мать это абсолютно не устраивало. Она была человеком педантичным. Отец был еще более педантичным, просто в загуле он про это забывал. И вот однажды мама объявила папе: «Развод! Я люблю другого, я устала жить с тобой, алкоголиком», на что отец ей ответил: «А-а! Ты хочешь от меня уйти к другому алкоголику?!» По сравнению с Георгием Ивановичем отец действительно был трезвенник!
По всему чувствовалось, что наша семейная лодка попала в шторм.
Нас с Лизой родители очень любили. Именно поэтому, наверное, трагически начали нами драться. И мы очень страдали из-за сложившейся ситуации….
Незадолго до того отец начал ремонтировать новую квартиру на улице Горького. Это была большая пятикомнатная квартира. В одной из комнат был пятиметровый потолок, и отец выстроил в ней второй этаж. Там у него должен был быть кабинет. Он мечтал построить для своей семьи «тихую заводь». Ремонт затянулся на годы, планов было громадье… И вдруг в процессе стройки выяснилось, что строить уже не для кого…
Это было года за два до развода.
