Помню, как мы неслись по перрону, пока не нашли папу возле поезда, отправлявшегося в Киев. Родители о чем-то поговорили, мама вручила меня папе вместе с чемоданом, после чего он поменял билеты и повез меня в Жердевку к своей матери.
Так в пять лет я перешла в очередные руки. В моей детской голове стремительно вращался калейдоскоп городов: Ленинград, Киев, Судак, Москва, Тамбов. А вот эпизодов, из которых состоит жизнь каждого ребенка, не было. Я не могла припомнить ни одного новогоднего праздника или дня рождения, когда родители вручали бы мне подарки, а я лезла бы под елку, или задувала свечи на торте, или, на радость им, выступала на утреннике. Мама не душила меня в объятиях, не лечила мои простуды, не читала книжки и не пела колыбельные на ночь.
Я росла сама по себе. Однако переезд к папиным родителям кардинально изменил мою жизнь.
Дедушка, папин отчим, работал директором птицефабрики. А бабушка была заврайоно, но после моего приезда стала директором школы. Жили они в огромном доме, вокруг которого был разбит большой сад. В усадьбе размещалась конюшня и бегали четыре собаки.
Едва переступив порог, я словно услышала голос: здесь тебе будет хорошо! И действительно, дедушка Саша с бабушкой Клавой носились со мной, как с принцессой. Это было так непривычно! Ведь раньше я была неким приложением к взрослым, мелким объектом, вращавшимся вокруг их жизненных орбит и создающим досадные помехи. А в Жердевке все завертелось вокруг меня самой.
Бабушка с дедушкой баловали меня нарядами, подарками, устраивали праздники по любому поводу. К Новому году бабушка шила мне костюмы не только для утренника в детском саду, но и для дома. Она разрешала приглашать кучу друзей, водить хороводы вокруг елки, дурачиться... А уж мои именины превращала в грандиозное событие, к которому готовилась вместе со своей приемной дочерью Нелей несколько дней.
Казалось, я попала в сказку. Стоило чего-то пожелать — и бабушка, как фея, все выполняла. Помню, я прочитала книжку о девочке, у которой был большой белый медведь. На следующий день бабушка Клава меня зовет: «А глянь-ка, Настенька, кто это тебя ждет в гостиной?» Смотрю — там плюшевый медведь с меня ростом! Я была на седьмом небе от счастья.
При этом Клавдия Ивановна была женщиной сильной, даже властной. Когда папа приехал в Жердевку на встречу одноклассников и вернулся домой после полуночи, она сделала ему замечание. И папа, которому исполнилось тридцать семь, в ответ лишь потупился: «Извини, мама!»
В школу я пошла в шесть лет, до этого бабушка научила меня читать и писать. Водила в танцевальный кружок, музыкальную школу, дома заставляла играть на пианино, которое купили специально для меня. Еще я с увлечением занималась фотографией. Мой день был насыщен до предела.
Скучала ли я по маме? Тогда мне казалось, что нет. Ведь видела ее всего дважды в жизни и не успела понять, что же это за счастье — материнская любовь. Зато папа меня обожал. Приезжал при любой возможности и привозил кучу подарков.
Одних кукол у меня собралось тридцать две. Недавно нашла написанное корявыми печатными буквами послание, которое я отправила в Киев накануне папиной поездки в Париж: «ПАПОЧКА, ПРИВЕЗИ МНЕ АДЖУРНЫЕ ЧУЛКИ».
Ну а мама… Третий раз я встретилась с ней на одном из судов, где она пыталась меня «отсудить». Кстати, многие СМИ повторяют друг за другом, что судов было тринадцать. Вздор, их было три! Первый раз мать подала заявление в районный суд Тамбова, когда я пошла в школу. Бабушка, дедушка и папа занервничали, но не стали посвящать меня в проблемы взрослых. Потом к нам приехала журналистка из Москвы и долго беседовала с бабушкой. Свои каверзные вопросы она задавала и мне. Но я лишь отвечала, что хочу уйти к подружке Гале.
И вдруг спустя время вижу газетный заголовок, напечатанный аршинными буквами: «НЕУМОЛИМАЯ БАБУШКА». Читаю дальше: «Маленькая девочка кричала: «Не хочу к маме!» и топала ногами». Это была первая ложь, с которой я столкнулась в своей жизни. Потом мне приходилось читать сотни мифов о нашей семье. В какой-то газете даже написали, что меня прятали, а «страдающая мать кружила над домом на вертолете».
Первый суд выиграла бабушка. Второй, областной, — мама, и суд вынес решение: «В течение 24 часов передать ребенка матери». Тогда мне уже исполнилось девять, и я, узнав об этом, действительно устроила истерику: «Я не чемодан, я не передамся!» Обливаясь слезами, я умоляла папу: «Если нельзя жить с бабушкой Клавой, забери меня к себе!» И он увез меня в Киев.
Папина вторая жена Светлана Алексеевна, которую я называла Светой, приняла меня очень тепло. Старалась повкуснее накормить, водила в школу. А спустя три месяца пришел ответ на бабушкину апелляцию в Верховный суд — и я вновь оказалась под ее опекой.
Жизнь вернулась в прежнее русло. Мы с бабушкой Клавой ездили по «Золотому кольцу России», на экскурсии в разные города и дважды в год — в Киев. Каждый раз папа брал меня с собой на киностудию, и я познакомилась со многими известными актерами — «дядей Колей Олялиным», «дядей Колей Гринько»… И только когда на экраны вышли фильмы «Печки-лавочки» и «Калина красная», узнала, что моя мама — тоже известная актриса. Однако в культпоход с классом не пошла. А когда эти картины показывали по ТВ, выключала телевизор.
Мой протест был таким сильным, что даже любимую песню я пела на свой лад: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет папа и бабушка-а-а!..»
