— «Боюсь. А что я ему скажу?» — «Скажи, что от меня». Звоню: «Здравствуйте, Слава… Это говорит Надя». И вдруг в трубке его радостный голос: «О, Надя, привет! Рад тебя слышать! Я так ждал твоего звонка…» Я растерялась: «Вы меня, наверное, с кем-то перепутали?» — «Это Надя из дирекции?» — «Да. А как вы меня узнали?» — «По голосу». Тихонов много занимался дубляжом, слух у него был хороший. «Вам от Оли привет!» — И не знаю, о чем говорить дальше. «Надя, ты мне звони. Обязательно!» — «Я вам по праздникам буду звонить», — пообещала я, чтобы только отделаться… Через несколько дней я простудилась.
Лежу дома, болею. Позвонила Оля: «Тебя Тихонов разыскивает. Просил твой телефон, и я ему дала». — «Оль, не стоило, он ведь такой знаменитый!» «Да не бойся, — смеется она. — Он хороший!»
Вскоре раздается звонок, к телефону подходит мама. Он ей представился, мол, звонит Вячеслав Тихонов. Мама напустилась на меня, как коршун: «Ты с ума сошла! Кто он — и кто ты?! У артистов одно на уме!»
Однажды я позвонила ему от Ольги. «Надя, ты где? Рядом? Ну приходи в гости», — предложил Тихонов. И я пошла к нему пешком, благо было недалеко. К тому времени Слава уже развелся с Нонной Мордюковой и жил в однокомнатной квартире на Фрунзенской набережной. А чтобы я не заблудилась, Слава решил встретить меня во дворе.
Помню, стоял на углу в короткой дубленке и курил.
Мы сидели на кухне. «Сейчас я тебя угощу», — таинственно сказал он и достал из холодильника белую эмалированную кастрюльку. В ней его мама из Павлова Пасада передала сыну любимую квашеную капусту. Мы по очереди черпали капусту расписной деревянной ложкой прямо из кастрюли и запивали ее коньяком.
Постепенно мы стали сближаться, и я почувствовала, что Слава мне доверяет. Он рассказывал о своей обиде на Мордюкову. Она его выставила из дома, и ему негде было жить. Какое-то время он ночевал на раскладушке на кухне у своего друга Виталия Макарова. У него стояли слезы в глазах, когда он об этом говорил. Спустя какое-то время Славе дали однокомнатную квартиру на Фрунзенской.
В комнате была ниша, в которой стояла тахта, а над ней висел эстампик — два больших яблока. Я еще пошутила: «Одно яблоко твое, а другое мое. Мы как Адам и Ева».
Конечно, мы целовались. Но большего я не позволяла: «Нельзя!» А он с обидой спрашивал: «Ты за какую команду болеешь? За «Динамо»?» Тогда я не понимала смысла этой фразы... И только потом узнала, на что он намекал: мол, кручу «динамо» взрослому мужику…
Естественно, Слава пытался меня затянуть в постель. Раз пришла на холостяцкую квартиру, значит, мужик нравится! Да он и не мог не нравиться: всегда чисто выбрит, ухожен, потрясающе добрая улыбка. Помню, любил носить такие очень уютные рубашки — трикотажные, серого цвета, с тремя пуговками и воротничком. Но я была тверда: «Я девушка.