В общем, у меня готово одно-единственное интервью с Виторганом, а время-то идет! Актеры от меня бегают... Вдруг вижу — Пуговкин, который в ту пору жил в Ялте, ходит по камушкам. Окунется в море, а потом часами ходит по берегу. Михаил Иванович был настолько неизбалован прессой, что радостно согласился. «Я, — говорит, — к вам в номер приду». Страшно обрадовалась и к его приходу подготовилась будь здоров! Родители купили хороший коньяк, фрукты на рынке, мы накрыли стол. Он вошел в номер и даже присел от неожиданности. Интервью у нас получилось классное! На следующий день ко мне на пляже стали подходить «бегуны» и сами на интервью проситься. Шакуров уже мне улыбается, даже подмигивает, Светин машет ручкой как лучшей подруге и интересуется: «Ну когда же интервью?» Словом, ко мне выстроилась живая очередь. Оказывается, это Пуговкин ходил и рассказывал: «Здесь такая журналистка! Такой стол мне накрыла, такой коньяк! Во девка!» Кстати, Шакуров единственный мне тогда отказал. Спустя время приезжаю в Ялту на семидесятипятилетие Пуговкина: меня пригласил Михаил Иванович, помня наш душевный разговор. Мы с Владимировым ведем юбилейный вечер. После концерта подошел Шакуров и широко улыбаясь, спросил: «Ну, когда же интервью будем делать?»
В то время в тени под тентом сидел с книжкой Игорь Петрович Владимиров. Вокруг молодые артисты, все на цырлах, шур-шур-шур... Записать с ним интервью — моя несбыточная мечта, но подойти страшно. Он же авторитет! Вот пример. Там же отдыхал известный скрипач, так Владимиров ему как-то говорит: «Ты чего на пляж без скрипки пришел? Ну-ка, сгоняй за ней в номер». Через пять минут скрипач бежит, запыхавшись, с инструментом под мышкой. Владимиров-то пошутил, но тот даже возразить не осмелился. За день до отъезда я все-таки решилась подойти:
— Здравствуйте, можно...
Владимиров улыбнулся:
— Наконец-то! А я уж думаю — у Светина интервью взяла, у Пуговкина тоже, а я-то чем хуже?
Мы проговорили часа три. Вот о ком книгу надо было писать! К сожалению, кассеты не сохранились...
По возвращении звоню ему, и Игорь Петрович говорит: «Лети быстренько ко мне в театр. Есть разговор...»
«Ты должна быть артисткой, — заявляет с порога. — Я никогда не ошибаюсь. Второй раз повторять не стану...» Но повторял мне эти слова полгода. Я приходила к нему каждый божий день в дом общаться, и всякий раз он говорил: «Ты артистка!» Они с Алисой Фрейндлих к тому времени уже разошлись. Владимиров признался как-то: «Я всю жизнь был перед нею виноват. Она для меня святейшая женщина. Ангел! И когда я узнал об одном эпизоде из ее жизни, конечно, мне было неприятно. В конце концов разошлись мы как люди, но не в этом трагедия. Она ушла из театра! Вот трагедия, вот предательство. Я на нее театр построил. Это для меня убийственный удар, прямо в сердце...» Найти замену Алисе Бруновне было нереально.
— Владимиров составил вам протекцию при поступлении к нему на курс?
— Не поверите, но я чуть было сама все дело не испортила. В то лето, когда Михаил Пуговкин пригласил меня на свой юбилей, я поступала на курс Владимирова. Дошла до третьего тура, и тут мне надо уезжать в Ялту. Звоню Игорю Петровичу. Он предупредил: «Если уедешь, чтоб ноги твоей у меня не было! И телефон мой забудь!» Я тем не менее улетела. Думаю: ну не поступила — и ладно. Не могла я подвести Пуговкина. На следующий день прилетает Владимиров. Мы с ним ведем юбилейный вечер. Игорь Петрович со сцены шутливо меня представляет:
— Вот, могла быть моей студенткой. Таланта не хватило...
И тут за кулисами за меня стали просить актеры:
— Простите вы ее, возьмите на курс. Смотрите, какая девочка хорошая!
— Да она на тур не явилась! Поперлась на праздник. Ресторанов ей захотелось! — бушует Владимиров.
Негодовал долго, только под конец отпуска смилостивился: «Ладно. Приедем, сходим к ректору, поговорю я...» Меня взяли на его курс без стипендии. Но на сцене «Ленсовета» я не играла, Игорь Петрович, увы, умер...
