— Ой, Женька, сейчас я тебе новый анекдот расскажу, — а он в ответ:
— Да слышал я его сегодня... в бане.
Такой вот жизненный анекдот...
Словом, баньку папа терпел пять лет. Но стоило третьего июля родителям расписаться, как пятого он стукнул кулаком по столу:
— Все! В баню больше не пойдешь!
— Какое ты имеешь право? — возмутилась мама.
— Я твой муж!
И все! Этот пример мама мне постоянно приводила как аргумент: «Штамп с мужчинами творит поразительные вещи. Если они до ЗАГСа всего боятся, то после становятся полными собственниками». Но я, конечно, маму не послушалась...
У меня была очень красивая свадьба, роскошное платье, свадебное путешествие на Канары. Все обложки питерских журналов напечатали наши фотографии. Ничего не могу сказать — все одиннадцать лет брака в семье царили мир и согласие. Дима занимался рекламой, у него было свое агентство. И даже когда меня пригласили работать в Москву, а он остался в Питере, мы продолжали быть любящими супругами. До тех пор пока не решили развестись. Я заметила одну особенность мужа: пока моя — хорошая, а как не моя — сразу плохая!
— Вы без колебаний переехали в Москву?
— Этот город я любила с самого детства. И когда раздался телефонный звонок с «Русского радио»: «Приезжайте в Москву вести программу» — я полетела! Муж в этот трудный момент поддержал меня как друг: «Конечно поезжай. Когда-нибудь и я перееду». Но найти здесь работу он так и не смог. Не получилось...
— И долго вы жили на два города?
— Лет шесть. Меня все спрашивали:
— Как вы так живете?
Я отвечала:
— Нормально.
Считала, что у нас с Димой уже больше дружеские отношения, чем любовные, и никакие трудности нам не помеха. А он считал, что все у нас по-прежнему. Однажды внезапно приезжает в Москву, а у меня эфир. Он возмущается: «Что у нас за семья — ты постоянно на работе. Так больше продолжаться не может!» Я понимала, по большому счету он прав — мечусь между съемками, телепередачами, спектаклями и эфирами на радио, целыми сутками пропадаю. Однажды Дима даже условие поставил: или он, или работа! Но я не приняла ультиматума...
А тут еще на моем горизонте появился Стас Садальский со своим спектаклем «Развод по-московски». И Дима решил, что я попала под его влияние. Стас часто меня подначивал:
— Алла, скажи, ты замужем?
— Замужем.
— Ну как же замужем, если одна живешь?! Дурочка, говори всем, что одинока.
И я, следуя его совету, обходила этот вопрос в интервью, отвечая обтекаемо: мол, и да и нет... Садальский мог позволить себе на поклонах бросить в зал шутку в мой адрес: «Довлатова — мать-одиночка с двумя детьми». Или видит в зале Малахова с цветами и тут же выкрикивает: «Вон Малахов сидит. Довлатовой любовник!» Приходит Буре, Садальский снова за свое: «Глядите, люди добрые, Буре — Довлатовой любовник! — потом замечает, что Паша сидит не один, поправляется: — Извиняюсь, Буре пришел с девушкой». Кстати, Паша его тогда красиво поправил: «Не с любовницей, а с невестой». Народу-то шутки Садальского нравились, а муж мой страшно злился.
— И как же вы в столь непростой ситуации решились родить второго ребенка?
— Женщины так интересно устроены: они в большинстве случаев детей рожают для себя. Вот и я захотела сына — и родила! Рождение Пашки на время нас примирило. Вскоре в Москве появилась большая квартира, в Подмосковье затеяли строительство коттеджа, но... этой осенью Дима без объяснения причин вдруг заявляет:
— Все! Разводимся! — и намекнул, что подозревает меня в неверности.
— С чего вдруг? — удивилась я.
Но он молчал...
— Говорят, все, за что вы беретесь, выполняете на сто процентов.
— Еще в пятом классе меня выбрали председателем совета дружины школы. С этого момента и пробудилась моя активная гражданская позиция, которая бодрствует и до сих пор... Пробыла я на посту «главного пионера» полтора года, отчаянно борясь за справедливость. Кому-то неправильно ставили оценки, кого-то незаслуженно выгоняли из класса, кого-то обижали... Мне как истинной пионерке до всего было дело! Мы устраивали учителям бойкоты, демонстративно уходили с уроков... Конечно, порой я использовала свое «служебное положение» в корыстных целях. Моей гордостью был сбор макулатуры. Когда наш класс сдавал макулатуру, я всем друзьям приписывала по пять лишних килограммов и мы всегда занимали первое место. Через год меня сместили, наша школа уже плелась в хвосте — никто больше не занимался приписками.
