Я очень не хотела уезжать — мне двенадцать, в школе начались какие-то уже сердечные привязанности. В художественной самодеятельности играла Констанцию Бонасье, в меня все мальчишки были влюблены. Мне было так тяжело расставаться с бабушкой, друзьями...
Корпункт размещался в Восточном Берлине, в бывшем доме немецкого генерала. Я даже находила во дворе осколки тарелок со свастикой. К сожалению, там все было страшно загажено предыдущими советскими обитателями.
Коля сразу же принялся наводить порядок, что вызвало огромное уважение у немецких соседей. Он купил ризеншнауцера Шека, посадил у дома сто двадцать кустов роз, даже я поучаствовала в озеленении: побросала в почву семена петрушки, лука и укропа. У нас росли абрикосы, ежевика, сливы. Родители делились с соседкой урожаем, а она пекла пироги со сливами и угощала нас. Выйдет на порог своего дома, кричит: «Фрау Иванофф! Фрау Иванофф!» — и вручает маме половину румяного пирога.
В Берлине я стала еще более закомплексованной. Как-то произошел забавный случай. Мне было лет шестнадцать. Стою у витрины — длинный тощий очкарик в школьной форме с болтающимися ниже колен руками — и рассматриваю мечту свою, куклу Барби. Мимо на машине в это время проехали мама с отчимом. Мама меня не узнала, вздохнула от жалости и произнесла:
— Несчастные родители! Боже мой, какая страшненькая...
На что отчим ответил:
— Кира, это же твоя дочь!
Для мамы всегда были важны забота и уход за ребенком, главное: накормить, одеть, научить, остальное — лирика. А для меня, наоборот, всегда важна эмоциональная сторона. Близость. Душевные разговоры. Я не говорю, что мама с отчимом меня не любили. Мы просто были очень разными. Они немцы, а я больше с русской душой.
До сих пор помню одну историю. В Берлине я очень тосковала по Москве, даже по нашей грязи. Нашла как-то интуристовские календари с картинками природы. Там были зимние, осенние, весенние, летние пейзажи, мне казалось, что это наша русская природа. Как говорится, тоска по березкам одолела. Скотчем прикрепила эти картинки к стене у себя в комнате. Как-то прихожу из школы — стенка пустая. Все мои картинки родители выбросили. На меня это произвело дикое впечатление. Я понимала, что они не любили беспорядка, что стены только что покрасили. Вроде ничего страшного, но все же...
