И потом, Гундарева — женщина. Ей же больше денег нужно. Помада нужна? Нужна. Румяна, колготки нужны? Нужны.
— Какой Наталья Георгиевна была вне сцены, похожа ли на своих героинь или это был вообще другой человек?
— Мы вместе проработали шесть лет. Она была хозяйкой всего — положения, места, обстоятельств. Владычица! Понимаете, в ней была сила, а сила к себе притягивает. К Наташе Гундаревой было опасно подходить близко, но это и привлекало. В этой женщине был заряд, который мог взорваться в любой момент. И разнести все в клочья. Сильная, умная, властная, невероятно одаренная, но при этом я не припомню случая, чтобы она указывала что-то режиссеру либо сопротивлялась. Она была самым податливым артистом, самым послушным.
Это ведь уважение к профессии, осознание своего места и неукоснительное соблюдение внутритеатральных законов.
Не могу себе представить, чтобы Наташа была не готова к спектаклю. Или чтобы она отказалась выйти на сцену, если помещение не отапливалось. Зрители пришли? Значит, работаем. Наташа и в городе Верхнеизюмске играла так, как она играла бы в Москве. То же самое могу сказать про Юрского, с которым мы тоже сотрудничали.
— А за что могло прилететь: «Какая, Леня, ты скотина»?
— Нет, она не ставила печати. Она просто что-то говорила, и ты сам начинал понимать: «Лень, какая же ты скотина». И сокрушенно думал: «А с чего ты взял, что она про это не узнает? Или не проверит тот номер в гостинице, о котором ты говоришь, что он лучший?» Она не была капризной, просто знала свой уровень.
Каждый раз, когда мы приезжали куда-то, нас на вокзале встречала делегация армян. Во главе — директор местного рынка. Почему-то все директора рынков были армянами. Они встречали национальную гордость — Джигарханяна, и мне приходилось балансировать так, чтобы и остальным участникам спектакля доставались внимание и слава. Чтобы цветы — каждому, чтобы машины — одинаковые.
Позже, когда мы сделали спектакль «Искушение», в котором участвовали Безруков, Полищук и Щербаков, я уже использовал опыт. Первое время на поклонах зрители вручали цветы только Щербакову и Полищук. Безрукова никто не знал. Он был артистом московского Театра Олега Табакова и еще не сыграл в «Бригаде». Поэтому Щербаков и Полищук выходили вперед, Безруков оставался сзади и тихонечко уходил за кулисы, а те продолжали собирать урожай цветов и подарков. Потом вышел фильм «Бригада» и все изменилось в один день. По окончании спектакля к сцене выстраивалась длиннющая очередь, как двадцать второго апреля к Мавзолею Ленина. Девчонки несли цветы Саше Белому. Ситуация накалялась. Я понимал: если что-то не предпринять, потеряю спектакль, ибо Полищук с Щербаковым просто этого не выдержат. Тогда я стал покупать цветы и контролировать, чтобы в первую очередь букеты вручали Щербакову и Полищук. Потом придумал закрывать занавес тогда, когда количество цветов у троих было еще одинаковым. Аплодисменты продолжались, в зале оставалась куча людей с букетами, открывался занавес, и выходил Безруков. Чем я отличаюсь от себя же начинающего? Тот думал, что самое сложное — это создать спектакль, сейчас я понимаю, что намного труднее его сохранить.
