— И что окно?
Он говорит:
— Подойдите. Чувствуете? Дует.
Так я узнал, что самое важное для оперных исполнителей — это форточка. Самое опасное для них — простудиться. Больше всего на свете они боятся открытых окон и сквозняков.
Через три дня, когда мы оказались уже в другом городе, первое, что сделал я сам, войдя в свой номер, — закрыл форточку. Я заразился от них! Весь тур мы проездили в машине, в которой не работал кондиционер, а окна были закрыты.
— А что вы сделали в Валенсии — окна заклеили, переселили баритона в подвал?
— Могу сказать, как поступил бы сейчас. Не посмеялся бы, как смеялся тогда, а я высмеял его страхи. Сейчас отнесся бы к этому серьезно: спустился на ресепшен и попросил бы поменять номер, а не настаивал бы на своем...
— Хрестоматийное — люди ссорятся из-за денег. Удалось вам не совершить ошибки, когда вы начинали работать с такими величинами, как Джигарханян, Гундарева, Гаркалин?
— Наташа не была человеком, который, грубо говоря, идет на съемки, снимается один день, а на второй говорит: «Вы знаете, я передумала. Мне мало денег».
Нет, упаси боже. С ней непросто было договариваться, но если вы все решили, то это уже было железно. Не могу себе представить, что могло бы произойти, если бы Наташа не выполнила данного слова.
И все же я сделал очень большую ошибку. История была простой. Я для себя решил, что весь гонорар разделю на четыре равные части. Мне казалось это правильным, благородным и достойным, и я стал претворять принятое решение в жизнь. Первым был Джигарханян.
— Армен Борисович, я хочу предложить вам такой же гонорар, который будет получать и Наташа.
Армен Борисович сказал:
— Хорошо, сынок.
Мне очень нравилось, когда он меня так называл. Это уже потом я узнал, что детей у лейтенанта Шмидта было много.
Следующей была Гундарева.
— Наташа, нам надо поговорить об условиях вашей работы в спектакле.
— О чем говорить, Лень, ведь мы еще только начинаем. Еще не выпустили спектакль. Зачем торопиться? Ну что, мы с тобой не договоримся?
Я подумал: «А действительно, ну разве мы с Наташей не договоримся?»
За два дня до премьеры подошел снова:
— Наташа, нам нужно договориться...
— Что здесь договариваться, Леня? Значит так: ездить я буду так, жить так, а платить ты мне будешь столько!
— Сумма оказалась большей, чем вы рассчитывали?
— Это неважно, больше или меньше. Важно другое: уже не я что-то предлагал артисту, а артист меня поставил перед фактом. Сразу же мысленно ее поблагодарил: «Наташа, какая ты молодец. Такой классный урок!» И подумал: «Ни один человек больше не придет на первую репетицию без подписанного контракта».
Я молчал, Наташа это заметила и сказала:
— Леня, пожалуйста, если тебя не устраивает, замени меня. У нас же еще есть время.
До премьеры оставалось два дня...
— Как вы выкрутились?
— Никак. Принял как должное, потом вздул цены для следующих прокатчиков. На практике уяснил механизм ценообразования. И за другие деньги люди все равно расхватывали билеты, на люстрах сидели. При этом я был честен перед собой. Чувствовал себя комфортно, потому что это не я создал такую ситуацию.
