Однажды я ее спросил:
— А если мы когда-нибудь расстанемся... Где тогда встретимся?
— У памятника Ленину в Ялте, — она там с бабушкой договаривалась встретиться, если вдруг потеряется.
— Тогда я скажу, когда именно, — давай через десять лет?!
Слова оказались пророческими. Вскоре мы действительно расстались, причем из-за какой-то глупости.
Аня уехала в Америку — у «Класс-Центра» были гастроли. По ее возвращении мы должны были встретиться у памятника Пушкину на Тверской. Как назло, я тогда потерял телефон, а она по какой-то причине не позвонила и не предупредила, что ехать не надо. Я воспринял это как кровную обиду: «Настолько, значит, на меня плевать». Аня пыталась оправдаться, говорила, что заболела, но на следующий день пошла в театр. Мои опасения подтверждались: «Не любит». Я перестал с ней разговаривать и отвечать на звонки. Потом от нее пришло эсэмэс: «Прощай, моя несбывшаяся мечта». Это был удар под дых.
В школе тоже не клеилось. Я — человек, который никогда не полезет в драку, за один день сломал четыре пальца двум своим одноклассникам. Случайная, нелепая история. Хотел сына завуча ударить по попе за то, что придавил меня теннисным столом, а он развернулся и руку подставил. Тем же вечером Эрика подошла ко мне и давай канючить: «Никит, а покажи, как ты Андрею пальцы сломал». Я взял ее два пальца и начал их крутить — хрясь! Наутро оба пришли с гипсом.
В школу, понятно, сразу вызвали маму, а меня заставили писать объяснительную. Я подошел к этому творчески. В итоге меня перевели на домашнее обучение, а в качестве наказания заставили делать за одноклассников уроки, пока у них пальцы не заживут. До окончания девятого класса оставался всего месяц, так что расплату за сломанные конечности я принял мужественно.
Перевод в десятый требовал определенной бюрократической процедуры. Когда мама пришла в школу с новым пакетом документов, ей сказали: «Насчет Никиты еще думают». «Ах, еще думают! — сказал я. — Уходим!» И мы ушли. Мама всегда прислушивалась к тому, что я говорю.
Она нашла мне другое место, где я мог бы учиться, — киношколу. Но первого сентября я пришел на линейку и понял — это не мое. Как «Класс-Центр», только не по-настоящему. Не стал там учиться, а отправился в экстернат на «Войковской». Там я впервые встретился с реальной жизнью: повсюду неискренность, ложь, между одноклассниками четкая иерархия. Я не был изгоем, но меня считали чудаковатым.
Еще в «Класс-Центре» я решил, что буду поступать в театральный. Хотел в «Щуку», потому что там учился Казарновский. На прослушивании один мастер стукнул кулаком по столу: «Вот же сукин сын!» — и пропустил меня на второй тур. Там меня слил другой мастер. Тогда я решил попробоваться в «Щепку», но мне сказали: «Ну как тебя будет видно со сцены с таким-то ростом?!» Я сразу понял, что тут мне учиться нечему.
Чтобы год не просидеть просто так, пошел вместе с другом детства Пашей Сливой на прослушивание в Детский музыкальный театр юного актера. Художественный руководитель театра Александр Львович Федоров уже был наслышан, кто такой Никита Кукушкин*, — «Класс-Центр» был связан с театральной тусовкой. Он взял меня без раздумий.
