Очень обаятельный, с юмором, всегда задавал тон. Все с обожанием на него смотрели. Машков много общался с ветеранами одесской милиции и представителями воровского мира. Для роли изучал блатной жаргон. Специально сильно похудел. Один из кидал обучал актера азам картежной игры. Все каскадерские трюки исполнял сам.
Машков в одном из интервью рассказывал, что как-то с оператором Михаилом Сусловым ходили по городу, высматривая натуру для съемок. Во дворе на Молдаванке вышла женщина и говорит: «Да бросьте вы ерундой заниматься! Пойдем лучше покушать ко мне. — Ей объясняют, что, мол, приехали из Москвы кино снимать. — Вы тудой-сюдой, таки я вам с собой сделаю». «Тудой-сюдой» вошло в картину.
Атмосфера на площадке была приятной, легкой. Я даже не думала, что снимается такой серьезный фильм. Пореченков и Машков все время всех «кололи», смешили. До сих пор гуляет в Сети видеоролик со съемок, где Машков никак не может произнести слово «обмундирование» и все умирают со смеху. Кстати, слава Пореченкова после «Агента национальной безопасности» перебивала славу Машкова. Его-то как раз узнавали мгновенно.
Помню, как снимали сцену, где обитатели дворика сбежались к Давиду Марковичу, думая, что его убили. Все ахают, охают, а Пореченков специально надел сапоги на разные ноги и стоит с серьезным лицом. Это выглядело так комично, что мы все тут же заржали.
В нашем дворике было очень много котов, и один нам с Машковым понравился. Это был породистый сиамский кот. Его голубые глаза были смешно скошены к носу, как бы сказал Михаил Булгаков, «от постоянного вранья». Мы по очереди все время его тискали.
Вся киногруппа в обеденный перерыв сытно ела. Нас очень хорошо кормили одесситки. Это тебе не какая-то гречка с мясом в пластиковом боксе. Ароматы были такими всюду, что скулы сводило. На огромных подносах горой лежали запеченные баклажаны, ребра ягненка, жареная рыба с немыслимыми гарнирами, салат оливье двух видов, в кастрюлях плескалась ледяная окрошка. Мы садились за столы, и начинался пир. Владимир Машков смотрел на нас, уплетающих яства, с грустью. Его Гоцман был по роли поджарым, с рельефной мускулатурой. Ему наедать щеки никак нельзя было.
Весь обеденный перерыв он качался неподалеку в сторонке. Мы едим, а он гантели поднимает. Такая вот «картина маслом». Мы добавки просим, а он отжимается. У него с собой было даже какое-то специальное снаряжение спортивное. Мы ходили смотреть на него как на зверушку. В вагончике его ждала ЗОЖ-еда без всяких майонезов, вареная грудка с диетическим рисом.
