Я был самым обычным ребенком, не проявлял никаких особых талантов и не мечтал об актерской профессии. Может потому, что никто не приучал меня к театру. Я был достаточно самостоятельным, когда мы переехали — двенадцать лет, и уже не нуждался в особом присмотре. Не отличаясь от большинства мальчишек, увлекался современной западной музыкой и носил длинные волосы, как мои кумиры. Директриса в школе постоянно донимала: «Леня, пойди в парикмахерскую, подстригись».
Однажды участвовал в параде пионеров на Красной площади, и подошел какой-то строгий дядька — видимо, партийный деятель. Ему тоже не нравилась моя прическа. Тогда всех стремились подстричь под одну гребенку — в прямом и переносном смысле. Я выбивался из общей массы не только своим внешним видом: не проявлял общественной активности, не стремился в комсомол и уже тогда интересовался религией.
В храм впервые попал в Саратове, лет в пять, наверное. В тот день пошли с родителями на Волгу — купаться. Было воскресенье, время поздней литургии, как сейчас понимаю. По пути к реке мы проходили старинный Свято-Троицкий кафедральный собор. А у отца была своеобразная манера неожиданно что-то предложить: «Хочешь в зоопарк? Хочешь в кино?» Тогда папа вдруг спросил:
— Хочешь, в церковь зайдем?
Ожидая, что откажусь. А я ответил:
— Да.
Папа опешил, когда я захотел в церковь. Но делать нечего, пришлось вести. Других детей там не было. Я был некрещеным и в таком необычном месте оказался в первый раз, наверное, поэтому испытывал страх. Чтобы войти в собор, пришлось подняться по высокой лестнице. По обеим сторонам прямо на ступеньках сидели какие-то странные люди — нищие, калеки. Я их видел впервые, и это тоже пугало. Когда вошел, все стали расступаться: «Проходи, мальчик, проходи!» Видимо, думали, что хочу причаститься. Я остановился, огляделся, понял, что родители остались позади, и дальше не пошел. Но успел почувствовать необыкновенную атмосферу, царившую в храме, и навсегда запомнил это утро.
Продолжения не последовало. В нашей семье не было верующих и никто не соблюдал православных традиций. В Саратове мной достаточно много занималась бабушка — мамина мама. Она родилась еще при царе, окончила Бестужевские курсы в Санкт-Петербурге и замечательно говорила по-французски, но не ходила в церковь (по крайней мере, я такого не помню) и не водила меня. У русской интеллигенции всегда считалось хорошим тоном не верить в Бога, ругать церковь и попов.
