В сцене с гепардом зверя выводили из клетки и сажали на площадку, к которой вела лесенка. Поднималась, садилась рядом, гладила хищника по голове и читала очередной стишок: «Ой, какой огромный кот! Дай мне лапу! Не дает». Гепард хоть и цирковой, но все-таки не самый безобидный зверь, поэтому вокруг стояли люди с брандспойтами. А на заборе гроздьями висели мальчишки, мои первые зрители. Какой тут может быть страх?
Гепард оказался паинькой, а вот верблюд повел себя не по-джентльменски. Я сидела между двумя горбами, держась за его щетину, а крошечные ножки торчали в стороны. Верблюд должен был пройти по аллее. Но оператору не хватало то солнца, то тени. Верблюда заставляли ходить по одному маршруту несколько раз, ему это осточертело, он взбрыкнул задними ногами и ускакал. Я слетела с него и коленкой ударила себя в подбородок. Разбилась крепко — шрам остался на всю жизнь.
Мою бабушку в фильме играла Раневская. Фаина Георгиевна позже вспоминала, как я приходила к ней в гримерную и спрашивала:
— Тебе интересно играть мою бабушку?
— Интересно!
— А ты меня уже любишь?
— Я тебя всегда люблю.
— Но теперь, когда ты моя бабушка, сильнее?
Позже судьба снова сведет нас в картине «У них есть Родина» по пьесе Сергея Михалкова «Я хочу домой!».
В четыре года в Ленинграде я пила пиво, в шесть лет на съемках «Слона и веревочки» пришлось попробовать коньяк. Другого выхода не было. Зимой, в мороз, когда картину монтировали, выяснилось, что забыли отснять сцену, где я бегу по Каменному мосту. С мостовых и тротуаров смели снег, переодели меня в летнее воздушное платье. Я выскакивала из одного теплого автобуса, бежала мимо оператора и запрыгивала в другой, где мне давали глоток коньяку, иначе точно заболела бы. Два дубля сняли, на третий я уже была пьяной. Много ли ребенку надо?
