Федоров погиб с человеком, которого позвал с собой, когда узнал, что Шура не полетит. Выступление Пороховщикова отменили.
— Я свободен! — позвонил он Святославу.
— Не могу уже отказать человеку, — ответил тот.
Так судьба отвела смерть от Александра Пороховщикова. Но только на время... Я молюсь за него. Он иногда снится мне, улыбается. Значит, все у него хорошо.
Шалвович, когда у меня должна была состояться встреча с молодыми людьми, задумавшими возродить передачу «От всей души», вызвался поехать со мной. «Не нравятся мне эти ребята», — сказал он и был прав. Страшными они оказались людьми. На встречу не явились, якобы попали в аварию. Думаю, они специально не стали встречаться, я была лишним звеном в проекте. И вскоре отыскали способ от меня избавиться. Я передала кассету со вступительной музыкой передачи «От всей души» для творческого вечера Валентины Михайловны в Курске. А они кассету подменили. На ней звучали какие-то разговоры на французском. «Все с тобой понятно, Люся! Все по Парижам разъезжаешь! Как же ты меня подвела!» — Леонтьева была сильно раздражена.
Я позвонила людям, передававшим кассету. Ведь по их вине вышло так, что у Леонтьевой не оказалось на руках нужного материала. «Старуха совсем сбрендила! — сказали мне они. — Она все выдумывает». Я рыдала от невозможности доказать свою невиновность.
Прошло немного времени, и Леонтьева отказалась участвовать в передаче. На восьмом десятке она не смогла запомнить текст.
— Не волнуйтесь, мы пустим бегущую строку, — сказали авторы проекта.
— Нет, отказываюсь. Я буду не Леонтьева, если стану читать.
Валентина Михайловна рассказывала, что разъяренные отказом, эти люди ворвались в ее останкинский кабинет, выкрикивали в лицо Леонтьевой жуткие вещи. Обзывали, угрожали: мы потратили, такая-сякая, кучу денег, сделали тебе пластику, кормили-поили, а ты! Они в буквальном смысле разгромили ее рабочее место: скидывали на пол бумаги, разбили памятные подарки. Не знаю, как она пережила этот ужас!
Мы помирились в тяжелый момент, когда Валентина Михайловна сломала шейку бедра. Евгений Кочергин рвался к Леонтьевой, боялся, что, не ровен час, она с голоду умрет с таким сыном. Митя его не пустил. «Людка, ты должна поехать! — говорил Женя. — Тебе он позволит войти. Ты единственный близкий ей человек!»
