На этом вопросе я чуть не завалился, потому что перепутал конденсатор с кондиционером. Начал рассказывать, что это такой ящик, который висит на окне и воздух чистит. У комиссии глаза на лоб полезли! «Нарисуйте!» — попросили меня. И я, несмотря на то что рассказывал про кондиционер, вдруг стал изображать конденсатор. Две пластины, диэлектрик и все такое. Экзаменаторы не знали, что и подумать. Но я так уверенно держался, что ошибку посчитали оговоркой от волнения и меня приняли.
На постановочном факультете проучился два года, общался в основном с ребятами с актерского и в итоге увлекся. Понял, что эта профессия мне больше подходит. Во-первых, я типичный гуманитарий. Во-вторых, рисую плохо и как художник бесперспективен. Ну окончу вуз, и что дальше? По этой специальности все равно не смогу работать. Она слишком конкретная, ею нельзя заниматься абы как. Актерская — гораздо более дилетантская, если можно так сказать. В ней нет объективных критериев оценки. Успех актера часто зависит от вкуса и настроения публики. Он просто нравится или не нравится. И дело даже не в пресловутой харизме. Харизматичных актеров хватает, как и талантливых. Успешных — гораздо меньше. Успех не связан с масштабом дарования. Оно может быть маленьким, а любовь публики — огромной, и наоборот.
Перевестись на актерский факультет было нельзя, там экзамены совсем другие, да и вообще профессия совсем другая. Пришлось поступать заново. Я попал на курс Аллы Борисовны Покровской. Шел 1991 год. Сейчас, когда встречаю знакомых по Школе-студии, все говорят: «Какие у вас были замечательные ребята!» Ребята действительно подобрались интересные, талантливые, но актерами работает одна треть. Зато у нас есть священник, учительница и строитель! Мы выпускались в не самое удачное время, в 1995 году, работы не было, и многие сменили профессию. Хотя курс у нас был дружный. Раз в пять лет мы собираемся вместе, приходят практически все. С Володей Скворцовым, ведущим актером театра Et Cetera, и Олегом Тополянским, актером и режиссером МХТ, продолжаю плотно общаться, считаю их своими друзьями...
Я обсуждал с мамой поступление на актерский факультет. Она спросила:
— Может, все-таки окончишь постановочный и потом уже будешь думать?
— Нет, я не смогу. Устал.
— Ну тогда делай как чувствуешь.
Поступил легко, и не потому что меня все знали. Энергии было много, хорошо читал. Довольно легко дошел до конкурса в Щепкинском училище, во ВГИКе... Но мне хотелось только в Школу-студию, где были все мои знакомые ребята. Учился без проблем, они начались уже после окончания вуза, когда пришел в Театр Станиславского. Я не знал себя как актера. Изображал что просили, причем достаточно достоверно, но не чувствовал себя действующим, играющим. Шарахался из стороны в сторону, работал наобум. Иногда слышал: «Это хорошо!» Но не понимал, что хорошо...
— В Театр Станиславского вас взяли в память об отце?
— Отчасти — да, но, думаю, взяли бы и без этого, с молодыми актерами там была засада. Мама еще работала, когда я пришел, правда, совсем недолго. Однажды решила уйти, и правильно сделала. Она нашла себя в педагогике. Работает во ВГИКе. Туда она попала благодаря Владимиру Мирзоеву, режиссеру, с которым давно дружна.
