У нас была двухкомнатная квартира в обычной панельной двенадцатиэтажке. В доме проживало еще несколько актерских семей. Помню Анатолия Ромашина с первой женой и сына Владимира Самойлова — Александра, чуть позже — семью Аристарха Ливанова. Видимо, мы все получили жилье по линии ВТО. Но мои дворовые приятели не имели никакого отношения к театру. У одного отец был офицером, мать — архитектором, у второго родители работали в МВТУ, у третьего отец был военным дипломатом, их семья долго жила в ГДР и Австрии, у четвертого отец работал шофером, а мама продавщицей.
Вот нас и было пятеро, на пятерых делились футбол, «войнушка», санки, велики, костер за трансформаторной будкой. Это было совсем другое окружение, нежели у еще одного друга моего детства Максима Виторгана. Он жил в центре, учился в знаменитой «мажорской» спецшколе № 20. Моя мама дружила с его мамой — Аллой Балтер. Папа много играл с Виторганом-старшим, и мы бывали в гостях у Эммануила Гедеоновича и Аллы Давидовны на Краснопресненской набережной.
Школа у меня была самая что ни на есть средняя. Отличники мерились интеллектом, двоечники — кулаками. Я не принадлежал ни к ботаникам, ни к хулиганам — так, ни рыба ни мясо. Одно время пытался заниматься футболом в ЦСКА, но одно дело играть с мальчишками во дворе и совсем другое — наматывать бесконечные круги на тренировке. Мне это быстро надоело. Еще ходил на плавание и занимался с маминой подачи изобразительным искусством в Доме пионеров. В детстве любил рисовать на полях тетрадок, как все мальчишки, танки, самолеты, футбол. У меня была своеобразная шаржевая манера, и маме на основе этих почеркушек почему-то показалось, что у сына есть способности, он может стать художником. Может быть, она пыталась уберечь меня от актерской профессии?
К актерству я не проявлял интереса. В детстве, конечно, ставили на табуретку, пытались заставлять читать стишки, как гласит семейная легенда, даже читал «Руслана и Людмилу» наизусть большими фрагментами. Честно говоря, в памяти это не осталось, помню только, как разглядывал иллюстрации под калькой в толстых книгах дореволюционного шеститомника Пушкина: Руслан дерется с головой, карлики несут бороду Черномора... Еще дома была чудесная книга сказок с иллюстрациями Билибина, мог часами рассматривать царя и бояр, Кащея и Бабу-ягу, витязей и царевен, картинки в модерновых рамках с растительным орнаментом казались волшебными...
В школе участвовал в художественной самодеятельности, но крупных ролей не получал. Однажды играл зеркало в сказке о мертвой царевне — стоял с разделочной доской, обмотанной фольгой, и говорил: «Ты прекрасна, спору нет!» — далее по тексту... И был вполне доволен.
— А какой из спектаклей с участием отца вам запомнился больше всего?
— «Сирано де Бержерак». Этот спектакль я видел в возрасте восьми-девяти лет, но его фрагменты до сих пор стоят перед глазами. Шакуров блистательно играл Сирано. У отца была небольшая роль маркиза де Вальвера, которого убивают на двадцатой минуте. Я этот момент обычно пропускал, было очень неприятно наблюдать, как Шакуров протыкает его шпагой. А так все очень нравилось: и актерские работы, и декорации — два огромных колеса-жернова, поднимающийся и опускающийся помост между ними. Их придумал художник Игорь Попов, с которым дружила наша семья.
