После рождения на стороне первой дочери отец поклялся маме, что порвал отношения с Разумовской: «Ребенку буду помогать, а с ней — все!» Наверное, мама догадывалась, что это не так, потому что постоянно плакала, перестала спать, есть, похудела на тридцать килограммов. Интуиция ее не обманула — спустя два года после появления на свет Варвары Татьяна родила от папы еще одну дочь. Маме тут же об этом доложили, она снова выставила отца за дверь, а через неделю, узнав, что муж ночует на Киевском вокзале, приняла обратно. Приняла, но не простила.
Я не могла видеть, как она страдает, и даже чувствовала себя виноватой в том, что у меня есть отдушина: занятия в институте, репетиции, спектакли, друзья. В общем, просьба родить внука или внучку: «Родишь — мне станет легче!» — легла в подготовленную почву. Я была совершеннейшим ребенком, даже не целовалась ни разу... Помню свои детские размышления: «Прежде чем родить, надо, наверное, замуж выйти. А за кого? Парня у меня нет. Может, за Вадика? Он хороший, и я ему нравлюсь». После того как Курков окончил институт, мы время от времени виделись на вечеринках у общих друзей, на премьерах в Доме кино. Радовались встрече, подолгу разговаривали, я чувствовала его симпатию.
Вскоре представила Вадика маме, и он ей очень понравился. Для меня это было решающим обстоятельством — мы поженились. Любила ли я своего первого мужа хоть немного? Не знаю. В ту пору я будто не распоряжалась ни своим сердцем, ни своими мыслями: если мама считает, что Курков — «замечательный вариант», значит, и я так считаю... А Вадик любил меня по-настоящему и наверняка хотел быть главным человеком в моей жизни. Я же, став женой, продолжала оставаться маминой дочкой. С мамой, а не с Вадиком первым делом делилась новостями, у нее, а не у мужа спрашивала совета. Возможно, все сложилось бы по-другому, если бы мы жили отдельно, а не в квартире родителей.
Сообщение о том, что жду ребенка, Вадик воспринял без особой радости. Сегодня я, кажется, понимаю причину: он боялся, что с рождением малыша окончательно лишится моего внимания и заботы. Потом, видимо, и с этим смирился. Во время беременности был очень внимателен, а в день рождения Вани написал мелом под окнами палаты: «Я люблю тебя, Макарона!» Этим прозвищем Вадик стал звать меня еще до свадьбы. Соседки по палате, выглядывая в окно, завистливо вздыхали: «Надо же... Кого-то любят... И видать, сильно, раз весь асфальт разрисовали».
