У моего организма есть такая особенность: сильную обиду, душевный дискомфорт он трансформирует в болезнь. В конце первого курса меня увезли в больницу с тяжелым воспалением легких. Лежу с высокой температурой под капельницей, а с души — будто камень упал: не надо идти на занятия. К моменту выписки твердо знала, что уйду из института, у Бондарчука учиться не хотела. Являюсь в деканат, чтобы забрать документы, а куратор курса говорит: «Тебя хочет взять к себе Сергей Аполлинариевич. Он выпустил свой курс и летом набирает новый. Потеряешь год, зато будешь учиться у самого Герасимова! Давай беги к врачу — оформляй академический отпуск». Лечу в поликлинику, обмирая от счастья: меня берет к себе лучший режиссер и педагог! Однако «добрый доктор» мигом обрезает крылья: «Какой академический? Вы же не полгода в стационаре пролежали. Нет, никакого отпуска вам не положено». Прорыдав дома несколько дней, бреду в деканат забирать документы. О том, чем буду заниматься дальше, — ни единой мысли. Знаю точно только одно: на курс Сергея Бондарчука не вернусь. В приемной секретарь деканата поднимает на меня глаза:
— А-а, Назарова! Хорошо, что пришла. Тебе нужно заняться переоформлением.
Я снова в слезы:
— Каким переоформлением? Мне же академический отпуск не дали!
— Сергей Аполлинариевич уже все решил. Ты его студентка. Вот листок — пиши заявление.
Учиться у Герасимова было сплошным счастьем. Он обладал даром доходчиво объяснять самые сложные вещи, иногда хватало одного его слова — и рисунок характера героя становился абсолютно ясным и понятным. А как он умел слушать, как серьезно относился к нашим попыткам объяснить свое видение той или иной сцены, как гордился нашими успехами! Недаром все ученики Сергея Аполлинариевича обожают своего мастера и хранят о нем самую добрую память. Вести наш курс Герасимову помогала жена Тамара Макарова, в число любимиц которой я как-то не попала. Других девчонок Тамара Федоровна и о сердечных делах расспрашивала, и советы давала, и проверяла, поддели ли под брюки колготки, когда на улице был мороз. Меня ее забота не коснулась — может потому, что жила дома под опекой родителей. А может, я ей просто не нравилась.
