— Но тогда мы должны отказаться от всех концертов, а значит — и от заработков.
— Зато по приезде я решу ваш вопрос с пропиской!
И он нам помог — выбил разрешение поменять рижскую квартиру на комнату в Москве и мы наконец-то стали полноправными столичными жителями! Москонцерт принял меня в свои объятия, там я и проработала много лет.
Зарабатывали мы тогда очень прилично, денег вполне хватало на покупку трехкомнатной квартиры, но нам полагалась всего лишь двухкомнатная, поскольку семья была маленькой. Чиновник, возглавлявший хозяйственный отдел в Верховном Совете, с которым мы познакомились, посоветовал: «Вам надо заработать определенную репутацию, давайте шефские концерты, тогда, возможно, я смогу вам посодействовать». Таким концертам не было конца: выступала на правительственных мероприятиях, на заводах и фабриках. И вот наконец председатель Моссовета Владимир Промыслов смилостивился и выдал разрешение на покупку кооперативной «трешки» в доме композиторов на Преображенке. Соседом оказался руководитель ансамбля «Самоцветы» Юрий Маликов, его жена, балерина мюзик-холла Людмила Вьюнкова, выходила во двор с коляской, где сидел маленький Дима. А я выгуливала пуделя Диззи. Мы быстро подружились. Вместе с нами там поселилась и Люся Дороднова — помощница по хозяйству.
Мы познакомились с ней в Сочи. Она подошла ко мне, чтобы что-то передать от Тамары Миансаровой, и призналась: «Лариса, я вас очень люблю». А позже попросила оформить ее костюмершей в нашем коллективе. Люся оказалась человеком преданным, она проработала у меня до самого нашего отъезда. Вставала раньше всех, ложилась позже всех, успевала погулять с собакой, достать по блату среди зимы свежие огурцы, ездила в Столешников переулок покупать печенье курабье, которое я обожала. Мне было неловко «торговать лицом», чтобы что-то достать, эту задачу решала Люся. Мы звонили ей вечером: «Едем после концерта с компанией, приготовь что-нибудь». Приезжали — стол уже накрыт по всем правилам. Так же преданно Люся относилась и к Алле Пугачевой, у которой работала после нашего отъезда. Но с нами она продолжала поддерживать связь, звонила: «Лариса, как вы? До сих пор ношу вашу шубку...»
