Осенью 1945 года театр вернулся в освобожденный Ленинград. На улицу Широкую, где жили мы, мама отца не пустила. Он поселился в гостинице «Астория», а потом Акимов выхлопотал любимому артисту комнату. Но жить там отцу не пришлось...
Однажды он по обыкновению обедал в гостиничном ресторане. Кто-то что-то сказал, папа грубо ответил, завязалась драка, и отцу воткнули в руку вилку. Рядом за столиком сидела мадам Голубева. Она не только вступилась за актера, разогнав дебоширов, но и перевязала ему рану, после чего отвела обалдевшего от такого внимания и ласки Филиппова к себе домой. А утром намекнула: «Вы та-а-а-кое вчера, Сережа, кричали. Не дай бог, кто-то в органы стукнет!» Папа струхнул и остался жить у своей новой знакомой.
Барабулька, как называл ее отец, была старше его на тринадцать лет. На вопрос «Сергей Николаевич, а что такое барабулька?» он отвечал: «Маленькая паршивенькая рыбка с выпученными глазками». Мне до сих пор обидно, что у него была такая старая и некрасивая жена! Я уверен, что папа особо ее и не любил. А она его обожала, с любовью называла Долгоносиком. Голубева ездила за ним повсюду — на съемки, гастроли, не давала ему свободно вздохнуть.
Когда он приходил домой сильно подшофе, кричал на нее: «Старая ведьма, ты мне надоела! У меня есть красивая жена и талантливый сын!» А утром Антонина Георгиевна снова нашептывала: «Сережа, ты опять вчера такое нес, тебя в тюрьму посадят!» Она его держала на коротком поводке. Голубева была членом коммунистической партии и членом Союза писателей, вследствие чего испытывала трепетную любовь к партийным деятелям вообще, а к Сергею Кирову в особенности. Она даже книжку о его детстве написала — «Мальчик из Уржума». Но ее текст был настолько плох и по-детски коряв, что когда она сдала рукопись редактору Маршаку, тот ее полностью переписал. Когда у отца спрашивали:
